Двенадцать детей Парижа (Уиллокс) - страница 127

– Этот солдат умер мгновенно. Быстрее, чем на виселице.

– Должно быть, это облегчает груз на вашей совести, – отозвалась итальянка.

Бандит рассмеялся хрипло и заразительно, так что Карла и сама не удержалась от улыбки.

– Кто этот ваш пропавший муж? – сменил главный грабитель тему. – Если он не очень богат, то должен быть чрезвычайно галантным, раз добился вас.

– Не уверена, что Матиаса можно назвать галантным, хотя по природе своей он самый галантный мужчина из всех, кого я встречала, – ответила графиня. – Он стремится разбогатеть, но не считает богатство мерилом достоинств мужчины, женщины или ребенка. Я видела, как он бросал в огонь все, что у него есть, без колебаний и сожалений, чтобы спасти друга. В душе он игрок, и жизнь для него – игра и ставка одновременно.

Обнаружив, что ее голос дрожит, Карла умолкла.

– Значит, вы достойны друг друга, – резюмировал ее спутник.

– Я не знаю, почему Матиас не вернулся домой. Я даже не знаю, жив ли он.

– Вы были тем другом, ради которого он бросил в огонь все.

– По крайней мере, ту игру Матиас выиграл.

Женщина заплакала.

Она опустила голову и прикрыла глаза ладонью. Нужно было сдержать слезы, ведь они – признак слабости, а ей необходимо быть сильной. Но Карла ничего не могла с собой поделать. Тоска по Матиасу разрывала ее сердце. Она больше не чувствовала его рядом с собой. Связь их душ прервалась. Осталось полное одиночество.

Ей было знакомо и это чувство. На самом деле оно никогда полностью не оставляло итальянку. Оно было главным в ее детстве и ранней юности. Единственными друзьями Карлы были музыка, пустынные берега Мальты и море. Позже, в ссылке, – Ампаро и снова музыка, а потом Матиас и ее сын Орланду, которого она потеряла и в каком-то смысле так и не обрела вновь, а теперь потеряла снова. Внутри у нее лежал ребенок, отгороженный от внешнего мира мышцами ее тела, так и не расслабившимися после недавних схваток. Графиня ощущала, как его головка опускается, растягивая ей связки и раздвигая кости таза, но не чувствовала его так, как в последние несколько месяцев. Только теперь она поняла, какими глубокими и удивительными были эти отношения матери и будущего малыша и как она ценит их сейчас, когда они уже остались в прошлом.

Но Карла понимала, что именно одиночество и то знание, которое оно принесло ей – о себе самой и о Боге, – оставалось ее главной силой. В способности быть одной, совершенно одной, и заключалась ее свобода. Вспомнив об этом, женщина вытерла глаза подолом юбки и посмотрела на Гриманда.

Он мял шапку в своих огромных руках, но хранил молчание, за что роженица была ему благодарна. Она улыбнулась.