– А с плоскими наконечниками нет? – спросил он сержанта.
Стрела с плоским наконечником вспарывала плоть человека, словно нож, и оставалась внутри тела. При движении и дыхании рана расширялась еще больше.
– Шатле их запретил, ваша честь. Приходилось тратить столько денег на хирургов – вы не представляете, как часто парни подстреливали не того преступника! А чтобы вытащить этот наконечник, не нужен хирург. Не расстраивайтесь, он пробивает дверь амбара с расстояния в половину фарлонга[23].
– А эти зеленые и красные полоски между перьями – твоя собственная метка?
– Не беспокойтесь, ваша честь, если стрелу найдут в неподходящем месте, вина падет на гугенотов, которые утром в суматохе украли мое оружие.
– Они известные воры, – кивнул Матиас.
– Еще один золотой экю, авансом, и ваш покорный слуга сумеет опознать преступника среди трупов.
Миновав коллеж д’Аркур и таверну «Красный бык», Тангейзер повернул на юг, на Рю-де-ля-Арп. Сразу за таверной, словно обозначая границу, где заканчивалась власть закона, на железном шесте вывески над лавкой болтался привязанный за щиколотки труп. Госпитальеру пришлось повернуть Клементину, чтобы объехать его.
Висевший вниз головой покойник был обнажен, а его живот вспороли крест-накрест – то ли это был символический акт, то ли просто способ выпустить кишки. Внутренности свисали спутанным клубком, закрывавшим лицо убитого. Черные и розовые кольца кишок, все в прожилках желтого жира, еще не утратили своего блеска, а некоторые медленно сокращались, словно все чувства мертвеца уже угасли, а остался только страх, отчаянно цеплявшийся за жизнь. Рыцарь поехал дальше
На улице валялись трупы. Пять. Десять. Двадцать. Больше. Он остановился, считая. В основном мужчины, более или менее взрослые. На телах следы топора, ножа, дубинки, веревки, а во многих случаях и нескольких орудий убийства. Они лежали там, где их застигла смерть, – на порогах домов, в проемах переулков. Раздетые, безымянные, с искаженными страхом лицами. Двоих повесили в неумело завязанных петлях. Это были те, кто проигнорировал предупреждения властей или не слышал их.
Теперь все знали, что происходит, и боялись. Улица, еще вчера кишевшая горожанами, поражала своей пустотой. Как и везде, создавалось впечатление, что множество людей в страхе прячутся за наглухо закрытыми ставнями и запертыми дверьми. Крики отражались от стен дальних и ближних домов – как на охоте во время преследования дичи. Слышался лай уличных собак. И снова крики. Звуки, вызванные скорее страхом, чем болью, были такими высокими, что Тангейзер не мог определить, вырываются ли они из горла женщины, мужчины или ребенка.