– Хирурги зашивали и не такое. Сдавайся, – снова посоветовал иоаннит.
Раненый покачал головой. Матиас оглянулся на кольцо из стоявших рядом суровых мужчин. Все молчали. Братья, похоже, были в шоке. Тангейзер взял рукоятку булавы правой рукой и поднял оружие.
– Я в третий раз предлагаю ему сдаться. – Он повернулся к Октавьену. – Сдавайся.
Тот снова покачал головой.
Тангейзер прикидывал, какой силы должен быть удар, чтобы пробить череп упрямца. Но его мышцы неожиданно отказались это делать. Мораль тут была ни при чем – просто рука решила, что с нее хватит. И с ее хозяина тоже. Матиас повернулся к Грегуару, но мальчик вдруг сорвался с места и побежал к нему.
Мальтийский рыцарь оглянулся. К нему с искаженным яростью лицом неуклюже бежал Бенедикт, держа оружие в левой руке. Из его горла вырвался рев. Услышав этот звук, остальные братья присоединились к нему.
– Позор! – крикнул кто-то из толпы.
Тангейзер повернулся на шлепанье босых ног Грегуара, который уже протягивал ему меч.
– Храбрый мальчик. Беги назад, – быстро сказал он и резко развернулся, готовясь отразить атаку Бенедикта. Тот мчался сломя голову. Рапиру он держал в вытянутой руке, собираясь пронзить врага. Матиас подпустил его ближе, шагнул в сторону и парировал удар – его более тяжелый меч отбросил рапиру к туловищу гугенота. Тот по инерции проскочил мимо. Госпитальер развернулся вслед за ним, так, чтобы его движение совпадало с направлением вращения булавы, и обрушил железный шар на внутреннюю сторону левой лодыжки своего нового противника. От удара кость раскололась, словно фарфор, и Бенедикт, вес тела которого приходился на эту ногу, упал лицом вниз.
Тангейзер оглянулся на третьего брата, который приближался к нему сзади с мечом в правой руке и кинжалом в левой. Ни ярости, как у Бенедикта, ни сноровки, как у Октавьена, у этого человека не было. А может, он знал, что поступает подло, и колебался. Иоаннит шагнул влево, защищаясь и парируя выпад, и взмахнул булавой, вложив в удар всю свою силу. Железный шар описал дугу и угодил третьему брату в ухо. Череп его треснул, и глаз вывалился из глазницы вместе с кровавыми сгустками. Под одобрительные крики и свист толпы безжизненное тело рухнуло на землю. Тангейзер повернулся к четвертому брату.
Это был подросток, не старше четырнадцати лет. Он стоял, сжимая в руке меч, и широко раскрытыми глазами смотрел на смерть братьев. У него было красивое лицо. Потом паренек посмотрел на Матиаса, не зная, что ему делать. Госпитальер подошел к Бенедикту, который сидел в луже крови и тяжело дышал, словно раненый зверь: