Вспоминаю, как Вячеслав Курицын, чей роман о ленинградской блокаде должен был вот-вот выйти в свет, огорошил меня странным вопросом: не знаю ли я, где быки, которые стояли у мясокомбината.
«Как где? Там и стоят». Нет, Курицын уверял меня, что теперь там другие, бетонные, тогда как те должны быть бронзовыми. Он специально ездил на них смотреть и убедился, что это подмена. Это не творения Демут-Малиновского. Так решил Курицын.
Василий Иванович Демут-Малиновский больше был известен другими работами – например, скульптурной группой «Похищение Прозерпины Плутоном» перед портиком Горного института, колесницей и скульптурным оформлением арки Главного штаба (совместно с С. С. Пименовым). Памятник Ивану Сусанину, созданный по его модели, в Костроме после революции решительно снесли, а вот в Ленинграде на долю его быков хоть и выпали приключения драматические, но все же не столь.
О быках Демут-Малиновского я давно хотел написать, останавливало то, что это не совсем по теме. Строго говоря, быки проходят у нас по ранжиру городской скульптуры. Памятники в архитектурном отношении, понятное дело, воздвигаются с тем, чтобы увековечить – кого-либо или что-либо. Бронзовые быки, отлитые в 1827 году, на увековечивание ни исторических лиц, ни событий не претендовали. Место им было определено за Обводным каналом на Царскосельском проспекте (ныне Московском) по бокам трехарочного въезда в Скотопригонный двор, где они и стояли себе много десятилетий. Но, во-первых, эти быки слишком уж монументальны для того, чтобы служить всего лишь городским украшением. А во-вторых, есть у некоторых произведений изобразительного искусства такая способность – изменять в сознании общества свой, что ли, статус. Именно это и произошло с бронзовыми быками.
Тут дело вот в чем. С победой социализма в отдельно взятой стране передний край идеологического фронта ощутил потребность в сильных и емких художественных образах. После XVII съезда ВКП(б), на котором задание по производству мяса на 1937 год определялось показателем 276 % по отношению к 1932 году, возникла и на данном – мясном – направлении необходимость искать визуальные соответствия созидательному пафосу эпохи. Мясисто-плотные бронзовые быки, созданные гением Демут-Малиновского более чем за сто лет до начала второй пятилетки, теперь определенно выражали идеал советских мясозаготовителей. Для полноты восприятия не хватало только архитектурного контекста. Искать его не пришлось. Обоих быков закономерно переместили на край города, за Среднюю Рогатку, на новое место – к широким воротам только что воздвигнутого «первенца мясной индустрии». Демут-Малиновский должен был бы в гробу перевернуться (что буквально и произошло, но об этом чуть позже…), быки явно не были рассчитаны на соседство с грандиозным конструктивистским шедевром архитектора Ноя Троцкого. Но с другой стороны, следует признать, что конструктивистко-индустриальный контекст мясокомбината решительно переобозначил и переподчинил себе эти своеобразные памятники высокого классицизма – они стали восприниматься, во-первых, как, действительно, памятники, а, во-вторых, как памятники социалистического реализма. Мощь, воля, энергия, жизнеутверждающий оптимизм – «эй, товарищ, больше жизни!» (или вспомним надпись на пьедестале мясокомбинатовского Кирова: «…Чорт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить»), и в то же время – это образцовое скотосырье, обещающее широкий ассортимент пищевой и технической продукции, без пяти минут высококачественная еда, необходимая организму трудящихся. Быки стали памятником победившему социализму. Показательно, что скоро ленинградцы забыли об истинном возрасте быков, большинство считало их ровесниками Ленинградского мясокомбината им. С. М. Кирова.