Тайная жизнь петербургских памятников (Носов) - страница 6

Бородатый, длинноволосый Дмитрий Иванович не кажется обиженным на студентов. Сверкающий даже в пасмурную погоду нос выглядит диковато, но выражение лица в эти дни у памятника снисходительно-добродушное: эх, дураки, дураки!..

Он сидит в кресле – вальяжно, нога на ногу, в скверике около дома, в котором когда-то жил. Соответственно и обстановка очень домашняя. Это, пожалуй, самый домашний памятник в городе. Один из самых неброских. Можно пройти мимо и не заметить. Очарователен беспорядок под креслом – груда книг, какие-то свитки… Все очень предметно, конкретно, буквально. Причем буквально «буквально»: на одном из ученых трудов, лежащих под креслом, различимы неровные буквы, из которых складываются слова: «Временник Главной палаты мер и весов». А вот что за слова, что за цифры и формулы содержит солидный фолиант, в раскрытом виде лежащий на ноге ученого, сказать трудно. Для этого надо перейти Московский проспект, подняться, как минимум, на третий этаж Технологического института и посмотреть в бинокль в окно; проще, однако, вскарабкаться на пьедестал, он невысокий – один метр всего. Нас ждет разочарование. Страницы книги девственно чисты. Менделеев лишь делает вид, что читает. В том-то и фокус. Что можно читать в книге без букв? (Надо полагать, это еще не написанная книга.) А ничего. Так чем же занят ученый? Ничем. Абсолютно ничем. И книгу он открыл для отвода глаз. Я знаю секрет Менделеева. Если мы обратим внимание на левую руку Дмитрия Ивановича, то с удивлением обнаружим, что памятник что-то прячет от нас. Подойдем-ка поближе, присмотримся. Что же мы видим? В руке папироска! У него ж перекур! Менделеев только что затянулся и теперь от посторонних глаз пытается скрыть недокуренную папироску!

Потрясающе. Я не знаю более трогательной детали во всем петербургском сообществе мемориальных фигур. Что слава посмертная, что память, когда нельзя покурить? Скульптор Гинцбург Илья Яковлевич знал, что делал (было ему далеко за семьдесят, когда открывался памятник), это он, академик, сам одной ногой стоявший в могиле, позаботился о маленькой слабости великого химика: пусть курит себе! В лаборатории нельзя, а здесь можно. А то ведь устанешь вечно сидеть.

Между прочим, автор Плеханова.

Если Менделеев чуть-чуть повернет голову направо, то обязательно увидит – совсем рядом – в каких-то ста шагах от себя, перед главным входом названного его именем института, где он долгие годы заведовал химической лабораторией, Плеханова – Георгия Валентиновича, не химика. Впрочем, памятникам вредно друг на друга смотреть.