— Сколько хотите — и соберу, и выдумаю! — отозвался Возницын.
— Выдумаете?
— Я выдумаю.
— А ну-ка, попробуйте!
— Пари, господа, держите пари! — подхватило несколько голосов.
— Извольте! — ответил Возницын и посчитал глазами присутствовавших. — Нас здесь ровно десять человек; по три бутылки на брата — это выйдет три дюжины.
— Тридцать бутылок… — поправил Заводчиков.
— Хорош! — строго возразил Возницын. — Шампанское, оно ведь летучее — газу из него одного сколько выйдет? Три дюжины шампанского угодно? И через полчаса я покажу всей госпоже публикум паноптикум не хуже московского!
— Идет! — в восторге воскликнул Заводчиков, заранее предвкушая даровую выпивку. — Ровно через полчаса — не больше, не меньше! Но, позвольте, кто же будет решать — лучше он или хуже московского?
— Господа! — обратился Возницын ко всем. — Вы все слышали описание паноптикума Николая Николаевича?
— Слышали… — отозвался хор.
— Теперь увидите мой! Вы и решите, кому платить за шампанское!
Под общий смех и одобрительные возгласы Возницын поднялся и зашагал из залы на своих ходулях.
— Придется отцу благочинному карман растрясти! — сказал Курденко.
— Кому растрястись — все единственно, сыне, — проговорил Костиц. — Абы уничтожен был зеленый змий в самом зародыше!
Он позвонил и приказал явившемуся вестовому принести три дюжины шампанского и, не раскупоривая, поставить на столе, а сам вынул часы и стал следить за движением стрелки.
Ровно через двадцать минут в дверях залы показалось шествие: впереди, важно закинув голову назад, журавлиным шагом выступал Возницын; за ним следовал его вестовой с корзинкой, наполненной разными предметами, последним был Гаврило Васильевич, несший в левой руке мешок с каким-то ворочавшимся в нем живым существом; на правом плече у него висела часть давно сгнившей лестницы, валявшейся на дворе.
Против середины большого общего стола поставили маленький, и Возницын встал за ним.
— Каспада публикум! — возгласил он, подражая выговору и жестам немцев — содержателей разных заведений. — Имей честь представить вам мой знаменитый, единственный во всем мире и в средней Америк паноптикум. Имею за него медали от короля Патагонского, королевы иерихонской и Дон Кихота Ламанчского. Одобрен учеными, особливо покойными и всеми коновалами. Один ученый застрелился из-за него от зависти, два отравились и семь с ума сошло…
Смех обежал зрителей: Возницын сразу сумел заинтересовать всех.
— Начинаю показывать! — Он нагнулся и стал рыться в корзине, стоявшей у его ног.
— Кирпич из Вавилонской башни! — выкрикнул он, подымая кусок кирпича, только что вывороченный им из фундамента дома. — С самой верхушки: был на третьем небе!