— Чего вам? — отозвался из сарайчика голос Мавры.
— Да ничего, а как кошки отвечают? — крикнул Шилин. — Отвечать должна: Наум… Наум… — Он таким томным голоском и так верно передразнил кошку, что все гости захохотали.
— О, чтоб вам… непутевые! — послышалось из сарая, и оттуда выглянуло смеющееся, румяное лицо Мавры.
— Водочки нам да селедочки и чего Бог послал тащи! — распорядился хозяин.
— Дило, дило! — оживленно поддержал Белявка.
Мавра принесла штоф синего стекла и всяких закусок, и компания принялась опустошать стол.
— Ну, а у тебя як дило с Настасьей? — спросил, прожевывая кусок колбасы, Белявка у Тихона.
Тот ухмыльнулся:
— Дело на мази; одно слово трежули!
— Жули-то жули, а целуйся с прынцессой своей поаккуратнее! — Белявка обратился ко всем собеседникам: — У нас рэпэтыция идэть, а они с ей у подъезди як из гарматы [16] палять!
— Что поцеловать, что плюнуть для нас все единственно! — развязно, но несколько смущенно ответил Тихон.
— Я до философии не дохожу! — возразил Белявка. — Я насчет шкуры больше простираюсь. Услышит барин — такого гопака на твоем коке сыграет, шо уси под него станцуем!
— А что скажете, господа, о новой актерке? — спросил Шилин.
Белявка сморщил нос.
— А якая ж она актерка? — пренебрежительно отозвался он. — Чи ж так играють. Эдак ведь и мы уси вот сейчас, сидя здесь, граем!
— Верно! — воскликнул Тихон. — И взглянуть не на что: пигалица какая-то!
— А вы и актеров на фунты вешаете? — проговорил Зайцев.
— Зачем на фунты? Но коли ты актерка — так имей что показать публике: костей-то мы и в лапше довольно видали! Как скажешь про нее, Агафон Михеич.
— Очень хороша… — от души ответил тот.
— И я скажу — хороша! — присоединился к нему хозяин. — В душе все жилки перебрала — это не всякому дано. Это, брат, выше нас то, что в ней положено!
— Кто это, как конь, протопотал? — проговорил Стратилат, заслышавший чей-то бег по двору и затем по крыльцу. Не успел он договорить, в горницу влетел белый, что известь, Сарданапалов.
— Григорий Харлампыч! — крикнул он посинелыми губами. — Барин скончался.
Удар грома не мог бы произвести большего впечатления на собеседников. Все повскакивали с мест; со стола на пол посыпались рюмки и вилки.
— Шо ты, опомнись! С глузду съехал [17]? — сказал, замахав руками и отступая от него, побледневший Белявка.
— Что случилось? Говори толком! — спросил Шилин. Тихон сидел с разинутым ртом, из которого виднелся порядочный кружок огурца.
— Кликнул меня со Спирькой и Сеньку с Васькой Ванька-казачок… — начал прерывающимся голосом Сарданапалов. — Идите, барин, говорит, зовет! Ну, мы в кабинет пришли. А барин сидят в кресле, пишут что-то, повернули к нам головку — вот, говорят, вам воль… — Сарданапалов вдруг заплакал. — Вольная это! — докончил он, утерев слезы кулаком. — А сами откинулись на спинку кресла и икнули. Мы стоим, ждем. Глядим, а они все бледней делаются, и ручка эдак упала и повисла. Васька к ним: «Барин, — говорит, — что с вами?…» За ручку мы их ухватили, за плечико — а они уже кончились!