— Оченно распрекрасно-с…
— Так это надо и сделать. Что вы тут сеете — рожь, конечно?
— Рожь-с.
— Ну вот! А надо сеять пшеницу — она дает вдвое больше дохода. Наши в Тамбовской губернии все ее сеют!
— Точно: в Тамбовской сеют, а у нас нельзя-с.
— Почему?
— Несходна она здешним местам…
— Вздор: какая же разница между нашей губернией и Тамбовской? Все одно и то же: только губернаторы в них разные! — Он усмехнулся своей остроте. — Затем сыр? Делаете вы сыр?
— Никак нет-с! — опешив, ответил Маремьян.
— Ну вот! А между тем он предорогой: в Петербурге к нему приступу нет! Пармезан, например? Нужно пармезан варить. Ведь коровы у нас есть?
— Есть-с… за сотню штук будет.
— Ну вот! Это же страх сколько сыра можно будет сделать. А что за театр у отца был?
— Для удовольствия своего устроили барин.
— И актеры и актрисы есть?
— Имеются-с: из наших же, из дворовых.
— И хорошенькие? Пришли их сейчас ко мне, актрис, конечно, одних, взгляну. А с остальными делами после: я еще обдумаю кое-что и решу.
Маремьян удалился, и, немного погодя, в кабинет гуськом вошли Елизаветина и несколько второстепенных актрис.
Пентауров разглядывал их в лорнет.
— Здрасте, здрасте… — говорил он в ответ на «придворные» приседанья каждой. Елизаветину он ущипнул за щеку. — Ничего… недурны… недурны… — произнес он. — Играете? Хорошо играете? Посмотрю… Ты, как тебя?
— Елизаветина-с…
— Зайди ко мне вечером: я кое-что объясню тебе… роль пройдем одну.
Он опять ущипнул ее за щеку и милостивым движением отпустил актрис.
«А Ленька куда лучше их!» — думал он, провожая их взглядом.
Напрасно в тот день поджидали в Баграмове гонца с бумагой от Пентаурова: вместо него к следующему полдню прикатил из Рязани сам Степан Владимирович.
Людмила Марковна была в своей комнате.
— Бабинька, я весь дом перевернул из-за вас! — громко заговорил он, входя к ней. — И нигде, ни в конторке, ни в столе никакой Лениной вольной не оказалось!
— Не оказалось? Как так? — проговорила Пентаурова.
— Не знаю: решительно все перевернул и ничего не нашел!
Людмила Марковна вперила свой тяжелый взгляд в лицо внука, но он так прямо глядел в глаза ей и так искренно говорил, что присущее ей чутье обмануло ее.
Людмила Марковна позвонила и приказала позвать Леню.
— Куда покойный положил твою вольную? — встретила она ее вопросом.
— В конторку.
— При тебе?
— И ключ тебе отдал?
— Да! — Леня вынула ключ из кармана и показала его. — Вот он!
Пентаурова перевела глаза на внука.
— Как же ты в конторку попал?
Степан Владимирович немного смутился:
— Я сломал ее… я же не знал, что это ее вещь… мне ничего не сказали!