А в следующем семестре в школе появилась Мин. Помню, как я увидела ее в первый раз — незнакомая девочка в слишком большой для нее форме стоит посреди холла, и вид у нее смущенный и растерянный, а мисс Левин отчитывает ее за неряшливость. Гадать, чем вызвано такое негодование, долго не пришлось: на груди форменного платья девочки красовалось огромное чернильное пятно, а оторванный подол платья свисал сзади наподобие шлейфа.
— Зарубите себе на носу, Минерва Бартоломью, если ваша матушка близко знакома с председателем попечительского совета школы, это вовсе не значит, что вы можете позволить себе пренебрегать школьными правилами, — сердито выговаривала мисс Левин, «куриной» грудью и багровым от возмущения лицом похожая на крохотного упрямого бычка. Заподозрив, что благодаря связям своей матушки Мин станет любимицей классной дамы, с которой саму мисс Левин связывала страстная, даже какая-то болезненная нежность, она возненавидела новенькую с первого взгляда. Обернувшись, она заметила мое любопытное лицо и повелительным кивком подозвала меня к себе.
— Диана, с этого семестра Минерва будет с тобой в одном дортуаре. Проводи ее туда, пусть приведет себя в порядок. К чаю она должна быть в приличном виде.
Мин, до этого дня пребывавшая под неусыпным надзором нянюшек и гувернанток, первое время была беспомощна, словно новорожденный щенок. Она никогда еще не ходила в школу, и ей все было внове. Улучив минутку, она простодушно объяснила, что посадила пятно, когда в поезде пыталась заправить ручку чернилами. Привыкнув пользоваться перьевыми ручками, бедняга просто не сообразила, что неумелое обращение с авторучкой может иметь поистине катастрофические последствия. А подпушку на платье она оторвала, нечаянно зацепив ее каблуком, когда пыталась спрыгнуть с подножки вагона.
— Няня Порсон подвернула его побольше, а то платье слишком длинно, — вздохнула она. — Мама вечно покупает все на два размера больше, чем нужно. Она заказала его по телефону еще из Шотландии, поэтому оно и сидит как на корове седло. Няня Порсон, знаешь, даже не подшила его, а только приметала подпушку, там и десяти стежков-то нет. С чего бы ему сидеть как надо, верно? Кстати, у тебя случайно нет ремня?
Она смотрела на меня в полном отчаянии. Потом потерла нос, перепачканный сажей, — следствие поездки в поезде — и жалобно сморщилась и захлюпала. Можно было не сомневаться, что она вот-вот расплачется. Жизнь в закрытых школах для девочек всегда была достаточно суровой. А уж проявить понимание к тем, кто младше, считалось непростительной слабостью. Тому, кто был бы уличен в подобном малодушии, можно было только посочувствовать.