– Ну ты, блин, чертов паровоз. Ах, да… в том же лесу опять нашли труп женщины. Почти что в том же месте. И через пару месяцев он снова сел. Через двадцать лет то есть.
– Он и тогда не признался?
– Признался? Нет, черт возьми. Ни на миллиметр не подвинулся. Утверждал, что только пару раз встретился с той девицей. Суд тоже был отвратительный, но мы поговорим об этом в другой раз. Во всяком случае, он уникален… Я бы сказал: был уникален.
– Почему?
– Никто другой в этой стране не получил максимальный срок два раза и при полном отрицании вины. Это просто единственный в своем роде случай.
Де Брис задумался.
– А что психиатрическая экспертиза?
– Проводилась оба раза, – сказал Роот. – Заключение: абсолютно вменяем. Не о чем и говорить.
– Он их насиловал?
Роот пожал плечами:
– Не знаю. По крайней мере, следов спермы не обнаружено. Хотя обе были голые, когда их нашли. Кстати, обе задушены. Один и тот же способ.
– Вот оно как! – Де Брис сцепил руки на затылке. – А теперь он сам там оказался. Дело темное, это как пить дать. А кстати, где наш Мюнстер?
Роот вздохнул:
– В больнице. Разве можно было не поделиться с комиссаром таким лакомым куском информации?
– Лакомый кусок? – удивился де Брис. – Тьфу, гадость.
14
Мюнстер снял с букета желтых роз бумагу и засунул ее в карман. Медсестра поджидала его с легкой улыбкой и, открыв дверь палаты, прошептала:
– Удачи!
«Может, и пригодится», – подумал Мюнстер, входя в палату. Кровать слева пустовала. Справа у окна лежал комиссар, и первое, что пришло в голову Мюнстера, был старый анекдот: «Почему жители города Ньюбаденберга такие неизлечимые идиоты? – Потому что в роддомах этого замечательного города поступают наоборот: выкидывают детей и воспитывают последы».
Стал Ван Вейтерен последом? Настолько плохо он все же не выглядел, однако было сразу ясно, что в бадминтон он сможет играть не скоро.
– Хм… – осторожно сказал Мюнстер, стоя у кровати.
Комиссар открыл глаза по одному. Прошло несколько секунд. Тогда он заговорил:
– Черт побери!
– Как вы себя чувствуете, комиссар?
– Приподними меня, – прошептал Ван Вейтерен.
Мюнстер положил цветы на одеяло и придал больному полусидячее положение при помощи трех подушек и собственных хриплых инструкций комиссара, лицо которого напоминало клубнику, пролежавшую в спирте около суток, да и чувствовал он себя, похоже, не лучше. Ван Вейтерен повторил свое приветствие:
– Черт побери!
Мюнстер протянул букет:
– Это от всех нас. Коллеги передают привет.
Он нашел вазу и вышел в коридор налить воды. Ван Вейтерен подозрительно наблюдал за его деятельностью.