– Вы, значит, очень любите эту игру? – улыбаясь, спросила Эммелина.
– Так же, как музыку, – ответил он, – надо же время убить.
Он продолжал партию, не глядя на жену.
– Только чтобы убить время! – тихонько сказала г-жа де Марсан, отходя ко сну в своей спальне. Слова эти не давали ей спать. «Он такой красивый, такой отважный, – думала она, – и он любит меня». Сердце ее заколотилось; она прислушивалась к тиканью часов, и однообразное постукивание маятника ее раздражало; не в силах вынести его, она встала и остановила часы. «Да что это со мной? Зачем я это делаю? – спрашивала она себя. – Ну, вот умолкнут эти часы, а разве я остановлю время? Оно бежит минута за минутой, за часом час».
Устремив застывший взгляд на часы, она вся отдалась мыслям, до тех пор никогда еще ей не приходившим. Она думала о прошлом, о будущем, о быстротечности жизни; она спрашивала себя, зачем живут на земле люди, в чем смысл их существования и дел и что ждет нас за гробом. Заглянув в свое сердце, она увидела, что жила по-настоящему лишь один день – тот, в который почувствовала, что к ней пришла любовь. Все остальное время она как будто видела смутный сон, дни тянулись один за другим, однообразно, как покачивание маятника. Она приложила ладонь ко лбу, голова ее пылала. Эммелина чувствовала неодолимую жажду жизни, – хотя бы и ценой страдания. В это мгновение она предпочла бы страдать, чем томиться скукой. Она решила во что бы то ни стало зажить по-другому. Прежде всего отправиться путешествовать. Но куда? Она строила множество планов поездок в чужие края, но ни одна страна не привлекала ее. Да и зачем ехать куда-то? Что она найдет в скитаниях? Все порывы бесполезны, бесплодны, все в жизни неверно… И Эммелину охватила такая тоска, что ей стало страшно, не подкрадывается ли к ней безумие; она подбежала к пианино, хотела сыграть свое любимое «Трио Масок», но при первых же аккордах залилась слезами и замерла в немом отчаянии.
IV
Среди постоянных посетителей особняка Марсанов был один молодой человек по имени Жильбер. Чувствую, сударыня, что, заговорив о нем, я касаюсь щекотливого вопроса и, право, уж не знаю, как выберусь из затруднительного положения.
За шесть месяцев этот молодой человек сделался завсегдатаем, навещал графиню раз или два в неделю, но чувство, которое он испытывал близ нее, пожалуй, нельзя назвать любовью. Ведь что ни говорите, а любовь – это надежда; однако Эммелина, какою ее знали друзья, хотя и внушала желания, но ни ее характер, ни поведение отнюдь их не воспламеняли. Впрочем, в присутствии графини Жильбер не задавался такими вопросами. Эммелина нравилась ему и уменьем вести разговор, и своими воззрениями, и своими вкусами, и остроумием, и искоркой лукавства, которое придает очарование уму. Вдали от нее воспоминания о ее взгляде, улыбке, о мелькнувших потаенных сокровищах красоты овладевали им и неотвязно преследовали, как преследуют нас после музыкального вечера обрывки какой-нибудь мелодии, от которых мы никак не можем отделаться; но когда он видел Эммелину, к нему вновь возвращалось спокойствие, и то, что он так легко мог встречаться с нею, вероятно, и не давало его страсти разгореться; ведь иной раз мы, лишь разлучившись навсегда с тем, кого любили, чувствуем, как сильна была наша любовь.