Возвратясь в Москву, Бутурлин нас обманывал, клялся, что служит царю Владиславу, а сам, высматривая все в Москве, передавал Ляпунову в Рязань, немцев тайно подговаривал и на нас подкупал; посланец Ляпунова с грамотами смутными схвачен и в пытке на Бутурлина измену сказал и на кол посажен; а Бутурлина все бояре с дворянами, старостами и сотскими велели пытать, и он сам на себя сказал, что хотел с немцами и Ляпуновым ночью на нас ударить и побить.
Потом вскорости после гетманского отъезда лазутчики начали метать грамоты от вора калужского; одного из этих лазутчиков, попа, схватили, пытали при дворянах, гостях, старостах и сотских, и он сказал, что князь Василий Голицын, идучи под Смоленск, с дороги тайно к вору в Калугу писал, звал его на Московское государство, а князь Андрей Васильевич Голицын о том знал же; тот же поп сказал, что вор по ссылке со многими московскими людьми умышлял прийти ночью под Москву, побить нас, бояр, дворян больших родов и всяких людей московских, которые с ним в воровском совете не были, а жен, сестер и имение их отдать холопям-козакам, которые ему добра хотели. А Гермоген патриарх мне, Александру, ласку и любовь свою показывал, в подарок кушанья и питья присылывал, устами целовал, а в сердце гнев без причины на государя своего Владислава и на нас держал. Призвавши нас в город для собственной защиты, он тотчас начал заводить смуту и кровь; священникам в Москве приказывал, чтоб вас, сыновей своих духовных, против нас в гнев и ярость приводили: доказательство тому письмо вашего священника московского, который меня остерегал и описал прежние многие дела патриарха, как он в донских козаках и потом попом в Казани был; по этому письму поповскому найдены были в приказе Казанского дворца многие доводы на Гермогена, которые при прежних государях русские люди казанцы на него делали. Когда вор в Калуге умер, то патриарх тайно разослал по городам грамоты смутные; тогда же пойман в Москве на измене Федор Погожий и в расспросе рассказал весь злой завод и совет митрополита Филарета, как он, едучи из Москвы, на слове с патриархом положил, чтоб королевичу на Московском государстве не быть, патриарх взялся всех людей к тому приводить, чтоб посадить на царство сына его Михаила: а Филарет из-под Смоленска смутные грамоты в Ярославль и в иные города писал, будто король королевича на Московское государство дать не хочет. По таким заводам от патриарха и от Филарета люди ваши московские что над нашими людьми делали? Везде наших заманя на посад, в Деревянный город и в иные тесные места или позвав на честь, давили и побивали, а пьяных извощики, приманя на сани, давили и в воду сажали. А торговые люди на торгу живность, рыбу и мясо продавали нашим вдесятеро дороже, да при этом еще слуг наших облают и опозорят. Когда Ляпунов с товарищами своими спешили к Москве, мы в воскресенье с боярами в палате советовались, а в Белом городе на Кулишках людишки черные без причины на людей наших ударили, до пятнадцати их ранили, саней девять с лошадьми взяли и разграбили, людей земских и посланцев боярских ругали и побить хотели; мы все это стерпели. В понедельник наряд по воротам расставляли; во вторник рано ротмистр Козаковский пушку к Водяным воротам в Китае вез, а я с полковниками и ротмистрами в Кремле обедню слушал; пан Зборовский то же в Китай-городе делал; о задоре мы и не думали и кровопролития начинать не хотели. А в это время в Китае подле той пушки мужик москвич жердью ударил по голове пана Грушецкого, так что тот на землю мертвый пал; другие в колокола ударили; а за Живым мостом на многих местах новые знамена развернули. Я в пол-обедни в Китай-город побежал, и уже за Фроловскими воротами меня с конем моим догнали; вскочивши на лошадь, я начал кровь унимать и палашом несколько пахоликов ранил: но в это время москвичи и по мне самом начали стрелять из самопалов; тут войско наше рассердилось и пошло на прямой бой. Московские люди множеством нас перемогли; в ночь Плещеев с товарищами от Ляпунова с великим войском в Деревянный город по Коломенской дороге пришел и вместе со всеми изменниками над нами промышлять начал. На другой день в середу большие бояре все выехали в Белый город, хотели увещаниями кровь унять, но москвичи их не послушали и стали по них стрелять. Тогда мы пошли на жестокий бой». Московские послы отвечали на все по наказу, причем против королевского имени не вставали и шапок не снимали. Этим кончился второй съезд.