Бартенев обмер. Понимание, что в его нелепом видении упомянуты близкие его другу люди, да ещё в столь мерзком контексте, заставило его похолодеть.
-Так они... твои племянницы?
-Угу. - Корвин-Коссаковский смотрел на дорогу, не желая встречаться взглядом с другом, - и представь, что я почувствовал, когда рассказ твой вчера услышал. В глазах потемнело.
-Господи Иисусе... - Порфирий Дормидонтович внутренне ужаснулся. Он, как уже сказано, придерживался невысокого мнения о женщинах вообще, полагая, что у любой бабы волос долог, да ум короток, что же говорить о девчонках-пансионерках, вообще жизни не нюхавших? С таких, по мнению Бартенева, родителям надо было просто не спускать глаз, пока не будут просватаны. Но сам тон ночных бесов был столь язвителен и нагл, что Бартенев понял и то, о чём Корвин-Коссаковский предпочел умолчать. Видимо, сиротки-то сильно себе на уме, догадался Порфирий Дормидонтович, но вслух ничего не сказал, жалея друга. - Так... что же делать-то?
Арсений вздохнул.
-Ну, для начала постараться понять, что происходит. Совпадение странное. И совпадение ли? There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy, сиречь, удивительно много есть на свете такого, Порфиша, что философам нашим совсем невдомёк... Ужаснее кошмара может быть только реальность.
Порфирий задумался, потом осторожно спросил:
-А ты сам на вечер этот, в пятницу-то, к графине попасть можешь? С твоим-то титулом...
Корвин-Коссаковский метнул взгляд на друга. Порфирий, сын обедневшего дворянина, учился без репетиторов и бонн, с детства проявил способности к математике, интересовался военным делом и выбивался наверх сам. При этом он всегда имел, как замечал Арсений, некий пиетет к титулам и званиям и, не любя бывать в свете, где из-за плохого французского и неловкости чувствовал себя слоном в посудной лавке, всё же считал светское общество чем-то удивительно возвышенным и гордился титулом друга.
Сейчас Арсений кивнул.
-Могу, это не трудно, я уж думал об этом. И через зятя, князя Палецкого, и к самой Екатерине Петровне обратиться могу, и по нашим каналам. Но там-то за что зацепиться? В твоём рассказе реальна только могила. Это осязаемо. В болото не сунешься, нетопыря за хвост не схватишь. И потому, - он резко поднялся, - говорю же, поехали в церковь. Там всего два камнереза работают, если одному из них эту работу поручили, он может старую надпись помнить.
Теперь Бартенева не надо было уговаривать, он торопливо забрался на дрожки и, едва друг сел рядом, хлестнул лошадь. На церковном дворе их встретил колокольный звон к вечерней, несколько старух ползли в храм, мимо пробежал пономарь с двумя кадилами. К удовольствию Корвин-Коссаковского, дверь небольшой сторожки у церковной ограды, где на оконной раме висел аляповатый черно-алый гробовой венок, была открыта. Внутри прыщавый двадцатилетний недоросль полировал вручную гранитную лавочку, а рядом испитой мужик лет сорока, явно бывший с похмелья, гравировал на серой плите портрет пожилой женщины.