В спальне никого не было. Арсений торопливо поцеловал нательный крест и забормотал: "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога..." В глазах просветлело.
Сердце забилось спокойно и ровно, он снова откинулся на подушку и вскоре уснул, теперь без миражей и призраков.
Глава 5. Новый визит на чёртову квартиру.
"Если Бог за нас, то кто против нас?"
апостол Павел
Служебные дела поглотили все утро, но Арсений Вениаминович ни на минуту не забывал о вчерашнем. Выбраться к Бартеневу смог ближе к обеду и, по счастью, застал Порфирия Дормидонтовича как раз в перерыве лекций. Тот поднялся навстречу другу, выглядел тоже сумрачным и обеспокоенным.
-Стряслось что, Арсений? На тебе лица нет...
Корвин-Коссаковский заверил друга, что лицо на нём есть и с ним всё в порядке, потом уведомил, что к шести вечера в пятницу ждёт его у себя - от него они поедут к графине Нирод. Наконец, помолчав, неохотно рассказал о своих поисках и о визите в дом к тетке покойника. Не скрыл и страха, охватившего его, когда увидел деньги и карты на столе и часы на комоде, которых минуту назад там не было.
-Я думал, - он поморщился, - что я посмелее. Ну да, ладно.
-Чертовщина это, - с армейской прямотой рубанул Бартенев, - чтобы наверху в пустой квартире валялись тысячи и бриллианты, а внизу у привратника ключ... Такого не бывает. Давно бы всё подчищено было.
Корвин-Коссаковский не возразил, но спросил:
-Ты сказал, Порфиша, часы те, у покойника, немецкий гавот играли. Не помнишь, какой?
-Помню, - Порфирий был тверд, - тот самый, что и часы нашего математика пели, покойника Евграфа Шиловского. Песенка про прошедшую любовь, что ли... Всё, мол, прошло. - Сам он петь не хотел, ибо знал, что в его исполнении никто напева не узнает.
Арсений, вспомнив, что петь друг подлинно не умел, а в немецком был сведущ больше, чем в латыни, но хуже, чем во французском, напел приятелю припев про Августина.
-Она?
Порфирий кивнул. Она самая-с. Корвин-Коссаковский вздохнул и печально улыбнулся.
-Только она не любовная, Порфиша, она - чумная... Все пропало, дескать.
-Ну, того не знаю, а что до часов, так там и цепочка диковинная была, - Бартенев резко поднялся, - ладно, у меня два часа сейчас свободные, давай проедемся туда да на месте и поглядим, - Порфирий уже надевал шинель.
Корвин-Коссаковский встал. Ему до нервного трепета не хотелось возвращаться в проклятую квартиру, но он был слишком противен себе в своём вчерашнем малодушии, чтобы проявить его снова. Он молча последовал за другом, по пути безмерно восхищаясь Бартеневым: тот шёл на нечистую силу, как на вражеский редут, с полным хладнокровием и ледяным спокойствием. Арсений рядом с ним и сам приободрился.