— А это кто? — спросила я шепотом Мирлин, кивнув на укутанную с ног до головы в легкую ткань даму. — Чего она так занавесилась?
— Откуда я знаю, кто она такая? Я же не была раньше в этом замке. Судя по тому, что она сидит за столом недалеко от хозяина дома — это какая‑то его родственница, — предположила Мирлин. — А платок девушка на голову одевает в знак своей безответной любви к какому‑то мужчине. Причем чем любовь безответней, тем больше укрыта дама.
— Похоже, в нашем случае, дама вообще не надеется на ответную любовь, — хмыкнула я и замерла от неожиданной догадки. — Мирлин, но Манка же тоже носит на голове платок!
— И тоже страдает от безответной любви.
— К кому?! — выпала в осадок я. — К Мимелу? Но он же делит с ней постель!
— Ты над ними свечку держала? — ехидно поинтересовалась Мирлин.
— Нет. Но чем еще могут заниматься мужчина и женщина, оставшись на ночь в одной комнате? Особенно если женщина влюблена как кошка?
— Послушай, Брин, я не знаю, какие правила царят в клане троллей, — созналась Мирлин. — Но видимо, что‑то все‑таки между Мимелом и Манкой не так, иначе бы она платок не носила.
Я согласилась и ошарашено уставилась на троллей, как раз выступавших перед почтеннейшей публикой. Похоже, я ничего в них не понимаю! Интересно, а как же тролли ведут себя в случае, если их чувства взаимны? Пожалуй, мне стоит поддержать бедных женщин и исполнить о безответной любви что‑нибудь такое, чтобы дрогнули даже каменные мужские сердца. Я вышла в центр, тронула струны лютни, и печальные слова начали срываться с губ сами по себе.
Я пела о любви, о тоске, о несбывшихся мечтах и о безнадежном ожидании. О том, что ушло в прошлое, так и не начавшись. Не подарив надежды, не сказав ласкового слова, даже не заметив, что ты вообще существуешь на свете.
…Чем была?
Куклой твоей? Наказанием?
Какая разница? Все равно.
В то время даже твое дыхание
Было моим. Одно.
Мечтала,
Стремилась куда‑то выше,
Бросалась смятеньем образных фраз.
А мне бы лучше подумать‑как выжить
Потом.
Без твоих глаз.
Тихо и снежно.
Стою и молчу.
Зябко.
От ревности или страсти?
Как мне измерить нежность твою?
Может, датами твоих предательств?
Глупо.
Чем стала я — днем или прожитью?
Что будет позже, а что сейчас?
Я подойду со всей осторожностью
к тебе в две тысячи первый раз.
Два.
Подушки о чем‑то спорят,
И мчат метели от ноября к декабрю.
Казалось бы:
Обычнейшая история,
Меня же бросили!
А я сплю.
Полтретьего.
Пять.
И время осунулось,
Помчалось с невиданной
ранее скоростью.
Кричу себе в зеркало:
«О чем я думала,
Когда твои теребила волосы?»
Надеялась — уйдешь.