Е. Б. Ж. – если буду жив‚ увидимся. А если нет, так что ж. Многих в моем возрасте уже не было..."
Тихо прошел по земле, светлый человек, закрытый для меня, закрытый для других, и неприметно ушел, как тайну унес с собой, даже комара не потревожил, какую-никакую букашку. Не зря утверждали в Поднебесной: "Умеющий шагать не оставляет следов".
Последняя его фотография – она на полке, перед глазами.
Стоит на Никитском бульваре, рука поднята, словно к прощанию, за спиной подъезд нашего дома, квартира на пятом этаже, комната, в которой умерла мама.
А сбоку, за кадром, Арбатская площадь, где некогда проносились трамваи.
Как угорелые.
И мама беспокоилась.
Заберите у меня "Амаркорд" Феллини…
…часть мира уйдет на распыл.
Отнимите Андрея Платонова – обеднею.
"Отец и мать семилетнего Семена Пономарева были люди добрые, поэтому мать постоянно рожала детей, чуть откормила грудью одного, она уже починала другого.
– Пускай живут, – говорил отец, узнав, что жена опять понесла, – чего им там томиться?
– Папа, а где они там? – спрашивал Семен. – Они там мертвые?
– А то какие же? – говорил отец. – Раз с нами не живут, то мертвые.
– Они там мучаются? – узнавал Семен.
– Ты видишь, сюда все лезут, значит, мучаются, – сообщал отец. – С нами им плохо: ты уж большой – сам знаешь, а там еще хуже…"
Нас у родителей было двое.
С разницей в семь лет.
Времена подступали нелегкие, шла коллективизация по деревням, еду выдавали по карточкам, – кто думал тогда о втором ребенке?
Я бы, наверно, не появился на свет, но Малка, сестра отца, уговорила родителей, иначе бы нам не встретиться: мне с братом, брату со мной.
Два мальчика под стеклом – пяти и двенадцати лет, строгие, задумчивые, на подступах к неведомому.
Опытный фотограф призвал‚ должно быть‚ птичку на помощь, выжимая улыбку из трудного клиента, но брат на уговоры не поддался, остался на снимке самим собой. И я не поддался за компанию: рядом с ним‚ голова к голове.
Пусть он привидится, мой старший брат, а я, пятилетний, ему пожалуюсь.
Привиделось: ветер нагоняет вихревые столбы до неба.
На те столбы укладывается облако.
Клочковатое. Неприглядное. В блекло-розовом отсвете городских фонарей.
На то облако опускается некое создание и начинает там быть.
Понизу проплывают окрестности прежнего пребывания, которые не мешало бы посетить, но создание не решается на это.
Уж лучше так.
На облаке ночного видения, по излучинам сна…
– Надолго к нам? – интересуюсь.
– До рассвета. Только до рассвета.
Спроси к ночи, когда голова на подушке, ответ получишь во сне.
– Отчего запаздывают нескорые наши радости? Жизни не хватит – насладиться удачей.