– Буряты, называй их бурятками, – вдруг сказал Сэнсэй. – Я сам в некоторой степени бурят.
– Раз так, без базара, Сэнсэй. Буряты так буряты.
Девушки вдруг всплеснули руками, встали спинами друг к другу, напоследок встряхнули попами и быстро выбежали из юрты. Я остался несколько разочарован, поскольку надеялся на более откровенное продолжение танца, но, может, оно и к лучшему. Тем более я не к месту вспомнил о Лене.
– А вы давно Уйгура знаете? – спросил я у Андрея, желая уйти с темы эротики.
– Пятнадцать лет уже. Как встали здесь, на южных рубежах. Они нам здорово помогают выживать в степи.
Снова внесли столы с едой. По цепочке пирующие передали несколько гитар. Одну из них, к моему удивлению, вручили Андрею. Хотя удивительного ничего не было, голос и впрямь у него был отличный.
Андрей спел пару казацких песен. Но почему-то я понял, что они не родные для него. Нет, пел он отлично и мужиком точно был замечательным, что любого в спираль согнёт, но вот казаком он не был. Хоть и мало знавал я настоящих казаков, но в каждом из них чувствовалась какая-то бесшабашность и вечная тяга к вольнице. Кстати, как раз все настоящие казаки, что мне встречались, трудились трапперами – добывали органы животных, которые потом продавали на Внешнюю Землю. У трапперов свободы больше, чем у разведчиков, хотя работа не менее опасная.
Пир уже начал затухать, когда Андрей спел песню, заставившую мою душу вздрогнуть и снова заныть:
Мхами кутал нетвердый шаг
Синий вереск в сухом бору,
Где плутала всю ночь душа
Да казнила себя к утру,
Что желаньями растеклась,
К ступе ладила помело,
По глаза закопалась в грязь
От отчаянья, всем назло.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Оторочены облака
Бледно-розовой кисеёй.
От далёка до далека,
Небо дышит сырой землёй,
И тревожит огнями даль,
Что, как свечки, колышет лес.
Отлетает душа-печаль
Птицей серою в дым небес.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Эта песня была ни о ком, но о каждом, ни о чём, но в точку.
Андрей резким ударом по струнам оборвал гитарный звон.
– Ну что, ребята, собираемся спать. Завтра гости уходят в долгий путь.
* * *
Я услышал, что она вошла, сразу. Выхватил пистолет из-под подушки, включил ночное зрение. Мне выделили отдельную юрту, небольшую, но буквально заваленную подушками, тюфяками и коврами. Вдобавок изрядно окурили внутри благовониями.