– Откуда ж красота такая? – молодой князь, и не пытался скрыть своего восторга. – Неужели это новгородская работа.
– Не смеши меня, княже, – усмехнувшись, высокомерно промолвил Вадим. – Новгородскими мечами только лес валить, а тут работа восточных мастеров. Болгарские клинки хороши да красивы, а вот чаша ромейская. В Болгарии, да в Византии настоящие богатства, да в странах Халифата. Аскальд, боярин Рюрика давно уже князя в Царьградские земли зовёт, там-то уж есть чем поживиться, а брат твой только чудинов, весь, да словен Ильменских данью обкладывает, крохи собирает, а за богатствами настоящими плыть побаивается.
Трувор переменился в лице.
– Не забывайся, воевода, помни, о ком говоришь, – шипящим голосом произнёс Трувор. – Брата моего вся Балтия знает, его короли франкские побаиваются, не говоря уж о данах, которых он бил столько лет. Рюрик трусом никогда не был, да и сейчас им не стал.
– Да, да, конечно, я просто сказал, не подумав, – Вадим понял, что перегнул палку. – Кто же сомневается, что брат твой храбрец. Ах да, вот ещё, самый главный подарок тебе князь, такому подарку сам Император ромейский порадовался бы.
Вадим снова поднялся и крикнул своим людям.
– А ну, приведите Буланого.
Даньша стоял у крыльца гридницы69, поглядывая на веселье. Отроков за столы не сажали, но и в отличие от челяди, и не заставляли прислуживать пирующим. Зато любое другое поручение, исполнение воли, или прихоти князя, должно было исполниться ими сиюминутно: окунуть в бочку с водой перепившего дебошира, навешать тумаков нерасторопной прислуге, или любая другая блажь, которая придёт на ум, предводителю дружинного братства.
Когда в ворота княжьего двора ввели статного жеребца, Даньша даже разинул рот от восхищения. Чернявый конюх из Вадимовой прислуги, крепко сжимая поводья, буквально повисал на них, когда конь начинал мотать головой и биться. Длинноногий двухгодовалый красавец, желтовато-рудой масти с чёрными, как вороново крыло гривой и хвостом, ни секунды не стоял на месте. Он то и дело рвал копытами землю, яростно вытягивал губы, храпел, глядя на пирующих взволнованными но в тоже время полными ярости глазами.
– Эва как уши навострил, – любуясь на буйного красавца, пробасил один из изборских бояр, сидящий неподалёку от князя. – На такого сходу и не взлезешь, вон ножищи какие, длинные, точно оглобли.
– Да уж, точно, у нас такие коники не водятся, – вторил сосед говорившего, стирая ладонью пивную пену с косматой бородищи.
– Восточных кровей лошадка, видывал я таких, – встрял в разговор седоусый дружинник из русов, – в Хедебью, на рынках, арабы их возят, точь в точь, такие же рослые да длинноногие. Большую плату за них просят, а что с них толку то, грудь широка, а ноги тонкие, много ль такая коняга груза свезёт.