— Особенно, если по-румынски ты говоришь не так, как по-русски, — хмыкнул Сергей.
— Я плохо говорю по-русски? — ревниво перепросил испанец.
— Почему? — пожал плечами Хачариди. — Отлично. Спроси ты таким манером Большой театр в Москве, тебя любой мгновенно бы понял и препроводил на Лубянку.
— Зачем? — слегка удивился лейтенант. — Большой театр не на Лубянке, я знаю, на Театральную площадь надо. А на площади Дзержинского нет театра.
— Зато там есть пункт приёма шпионов, их туда сдают, как стеклотару, авоськами.
С минуту они всматривались друг в друга испытующе. Но Сергей — едва сдерживая улыбку, тогда как Мигель выискивая в его смешливых глазах подвох.
Чем-то похожими оба парня были. Средиземноморским отливом меди в лице? Миндалевидным разрезом глаз? Упрямыми завитками чёрных как смоль волос, даром что стриженных с армейской бесцеремонностью? Они казались, пусть седьмого киселя, но родственниками. Грек и испанец. И похоже было, что чувства питали друг к другу вполне братские. Причем чувства старшего брата к младшему со стороны рядового Хачариди. И младшего к старшему — со стороны лейтенанта Боске. Должно быть, потому что опыт младшего по званию, но старшего на десять лет, а более того — на две войны, — был на стороне Сергея.
Как едва ли не всякое ключевое знакомство в биографии командира партизанской разведгруппы Сергея Хачариди, знакомство его с Мигелем Боске произошло при обстоятельствах, протокольно называемых «в обстановке боя». Случилось это за месяц до памятной вылазки на Владиславовку.
…В горах источник звука определить трудно. Зародившись в одном месте, эхо много раз отразится от каменных стен и прокатится в провалах и скальных расселинах, прежде чем коснётся уха с неожиданной стороны. Но Сергей Хачариди, услышав вроде бы буквально в нескольких шагах впереди автоматную очередь, даже не шелохнулся. Шёл, как шёл, неся грозный свой ZB за ручку на ствольной коробке. Володька же, напротив, шарахнулся назад, едва удержавшись, чтобы не присесть в высоком сухостое.
Следом за очередью захлопали винтовочные выстрелы, а затем бухнула граната, и звук разрыва, незримо отскочив от серых утёсов, объявился справа и слева низины.
— Это внизу, в долине, — не оборачиваясь, бросил Сергей.
Володька отряхнул цепкие семена со штанов и сказал важно:
— Я так и подумал.
— Так и подумал… — то ли дразнясь, то ли случайно повторил Хачариди.
Вскоре рыжие листья и сухие соцветья расступились, будто осыпались, и открылась пейзажная панорама долины Коккоз, восточного её окончания. Разлинованная цветными лоскутами садов и полей, долина разворачивалась километров на двадцать-тридцать. Тут и там её обуглили пятна пожарищ — здесь в 41-ом отступала в сторону Севастополя наша 383-я стрелковая.