А вот газета – интересно. Куда более интересно, чем отсутствующая карта. Хоть какая-то информация, может, узнаем наконец, когда именно находимся. Звучит коряво, признаю, но вопрос именно так и стоит: «Когда?» А «где» по большому-то счету не столь и важно. И так понятно, что или Украина, или Белоруссия.
Порядком истершаяся на сгибах газета оказалась «Правдой», датированной четвертым июля сорок первого года. Четвергом, как выяснилось. Что ж, чего-то подобного я и ожидал. Всю передовицу занимала большая, в половину страницы, фотография Сталина и текст его знаменитого выступления. Того самого, что начиналось со слов: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» В шапке (оказывается, в те годы никаких орденов рядом с названием газеты не было и в помине), справа от набранного памятными по моему детству и юности буквами заголовку «ПРАВДА» – еще один призыв: «Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!» О как… что ж, буду знать. Увлекаясь историей, я как-то даже не подозревал, что придется подержать в руках оригинал того самого номера газеты. Кстати, интересно, какое сейчас число? Ведь неведомый лейтенант, расстрелянный в полуторке, мог таскать ее с собой и месяц – вон как истерлась. Но, скорее всего, сейчас все-таки июль.
Протянув газету поручику, я сложил найденное добро обратно. Кстати, насчет патронов: если ничего не путаю, зеленый окрас головки пули – трассер, красный – пристрелочно-зажигательная. Могу и перепутать, конечно, но, скорее всего, так. Что ж, вполне могут и пригодиться, смотря что именно мы с милейшим Николаем Павловичем собираемся далее предпринимать. Ежели заниматься партизанской и иже с нею деятельностью в тылу врага, тогда точно сгодятся. Подозреваю, что бензобаки и прочие соломенные крыши от попадания подобной пули должны вполне так себе недурственно гореть.
Туда же отправил, бегло проглядев, и документы погибших на лесной дороге бойцов, рядовых Новорощенко Виталия Степановича (водила полуторки), Иванова Семена Кузьмича и лейтенанта Лукина Николая Андреевича. Шоферу, как я и предполагал, оказалось аж целых тридцать пять лет, остальным – одному восемнадцать, второму – двадцать один. Служили все трое в шестьдесят девятом стрелковом корпусе. Кстати, шофер, несмотря на невысокое звание, успел на Финской побывать.
– Странно, Виталий… – зашуршав газетной бумагой, подал голос поручик, видимо, прочитавший сталинскую речь. Кстати, быстро он, молодец: первые дни, помнится, едва не по слогам читал без всех этих привычных ему «ятей» и «еров». – Право же, у меня определенно дежавю. Не поверишь, но нечто подобное я уже читал однажды, и тоже в газете. В моем времени, разумеется. И касалось оно, кстати, тоже начала войны с Германией.