— Мы будем стоять еще долго, — ответил Пайпер. — Большевики в шоке, что мы прибыли сюда. Они думали, что после Арденн нас отправят на Одер. Зепп сказал, нас попридержат, пусть пока другие их поутюжат.
— Может, это и к лучшему, просохнет. Ладно, я пойду, спасибо за пиво, доброй ночи, фрау Ким, — поставив пустую кружку на стол, Шлетт вышел. Пайпер вышел за ним. Она слышала, как он сказал:
— Крамер, меня беспокоить только в самом крайнем случае. Все остальное — к оберштурмбаннфюреру Шлетту.
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер.
Щелкнул замок двери. Он вернулся. И сел рядом на медвежью шкуру перед огнем. Помолчав, спросил:
— Твоя английская фамилия от этого лейтенанта?
— Нет, — она покачала головой, отпила пиво. Он наклонился вперед, поправляя мясо на огне. — Его фамилию носил Штефан, а теперь носит Джилл. Хотя сам он больше известен под псевдонимом. Ведь он был знаменитым художником и подписывал картины Мэгон. Они висят теперь во всех крупнейших музеях мира. А Сэтерлэнд — это скорее кличка, как у собаки. В Первую мировую войну я работала в госпитале английской герцогини Камиллы Сэтерлэндской, ее называли леди Ким, а нас — «сестры леди Сэтерлэнд», чтобы отличить от сестер других госпиталей. У меня это осталось на всю жизнь.
— Ты больше не вышла замуж?
— Это может показаться странным, но мне никто не предлагал. Мой муж умер спустя год после того, как война закончилась. Он был очень тяжело ранен, у него не было никаких шансов выжить. Наверное, он должен был умереть раньше, но я сделала все, чтобы продлить ему жизнь. Он был богат, и до войны прослыл в Лондоне и Париже кутилой и любимцем женщин. У него было много любовниц — самые блестящие, знаменитые дамы, они все увивались за ним, пока он был при деньгах, здоров, знаменит. Он был из той породы людей, которых я вообще не любила — я считала их пустышками, которые зря прожигают жизнь. Но из всех своих дружков он единственный пошел на войну добровольцем, не боялся ничего и поднял восстание в армии против генералов, которые вели бессмысленную войну, войну ради войны, когда все уже было решено. У него внутри был крепкий, несгибаемый стержень. Я полюбила его за это, хотя для него не отличалась от всех прочих. Когда он стал калекой, когда все от него отвернулись и только я пошла за ним до конца, он изменил свое отношение ко мне. Я думаю, он умер, любя меня. Может быть, любя женщину искренне единственный раз в своей жизни, но никогда не сказал мне об этом. Он знал, что я жду ребенка, но почти не оставил нам со Штефаном денег, хотя очень заботливо распределил их между своими бывшими любовницами. Но он был таков. И будь он простым парнем, пусть даже с красивой внешностью, богатым и известным, я бы не оставила ребенка, я бы избавилась от него, так трудно мне было тогда, так горько. Но он был великим художником. Это единственное, что раз и навсегда извинило в моих глазах все его недостатки. У него был божественный дар, и хотя бы им он заслужил, чтобы Штефан появился на свет. Штефан появился и повторил судьбу своего отца. Он во всем пошел в него. Просто как отражение в зеркале.