– Ты имеешь в виду влюбиться в Джека или вообще в мужчину? – спросила Персефона, явно заинтересованная направлением мыслей своих младших сестренок. Они на глазах взрослели, а она даже не успела к этому подготовиться.
– Конечно же в Джека. Он в общем-то хорош: герцог, баснословно богат, внешне не уродлив. Но это же Джек!
– Правда, – вполне серьезно согласилась Персефона. – И хотя Джессика знает его целую вечность, она все равно считает: для нее он зажигает звезды. Не зря говорят: «Любовь слепа».
– Вот подожди, сама влюбишься и тогда мне расскажешь, каково это – доверять мужчине, – ответила мать.
Слова матери, по мнению Персефоны, прозвучали чересчур серьезно. А через мгновение она возмутилась, почему его светлость граф Калверкоум именно сейчас быстро появился в комнате. Худшего момента и представить себе было трудно. Несмотря на раздражение от поведения графа, она все равно чувствовала: леди Сиборн внимательно за ней следит.
– Вряд ли я когда-нибудь полюблю так же сильно, – задумчиво произнесла Персефона, ее буквально корчило при мысли о любви к такому отъявленному цинику.
– Поверь, дорогая, никакая женщина не может считать себя в безопасности от такого рода безумия, пока не сляжет в могилу, – довольно мягко возразила леди Сиборн, но ее взгляд внимательно изучал лорда Калверкоума.
Персефона подумала: «Я и так была потрясена поступком лучшей подруги – мудрой, здравомыслящей и почти циничной, – но и она скатилась в любовную бездну, став жертвой весьма распущенного Джека». Да еще и сам горе-кузен умудрился влюбиться в Джессику до такой степени, что порой казался буквально околдованным, не в состоянии связать самостоятельно и двух слов. Из-за их сумасшествия Персефона чувствовала: ее уверенность в хладнокровии и безопасности своего сердца серьезно поколебалась. Если уж Джек и Джессика могли так самозабвенно влюбиться друг в друга, значит, от этой заразы никто не может считать себя защищенным.
Ну ладно, почти никто, хотя вдовствующую герцогиню Деттингем она при всем желании не способна была представить влюбленной, даже в дни ее юности. Более абсурдной ситуации, чем бабушка, решающая отдать ради любви все, и представить себе невозможно. Персефона печально улыбнулась при этой мысли и тут же про себя выругалась, ибо вдруг осознала, что по-идиотски ест глазами графа Калверкоума, словно он единственный лучик света в ее жизни. Она обозвала себя дурой, бросила яростный взгляд в его сторону и опять ощутила – по спине стала подниматься холодная струя страха. Граф как будто прочитал ее растерянные мысли и кривой улыбкой понимающе улыбнулся в ответ. Обмениваться с ним столь пронзительными взглядами определенно не стоило, все-таки могли заметить окружающие. Персефона решила теперь смотреть куда угодно, только не на него. Во всяком случае, пока есть шанс на его ответный взгляд.