Уилл заботился о ней, он сердился на нее. Он чуть изменил положение тела, чтобы крепче держать ее. Джулия почувствовала, как щека Уилла коснулась ее волос. В душе Джулии что-то произошло, будто тихо зазвонил колокол и эхом отдался в ее теле.
«Я люблю его». Она поняла это и застыла, боясь, что неосторожным движением может спугнуть, разрушить чары. К Джонатану она не испытывала ничего подобного. Точно бархатное покрывало, ее обволокли глубокие сложные переживания. Дело было не в желании, симпатии или уважении, хотя все это присутствовало в ее душе. Все это было невозможно объяснить. Джулия подумала, что это и есть любовь.
Сегодня вечером Джулия скажет ему об этом, когда оба останутся наедине, когда вместе будут лежать в постели. Она скажет чистую правду. Джулия знала, что Уилл не любит ее, но в этом нет ничего страшного. И все же Джулия надеялась, что чудо произойдет. Она объяснит, что не ожидает от мужа тех же чувств, что не хочет, чтобы он притворялся и говорил, будто любит ее.
– Вам уже лучше, дорогая?
– Намного лучше. Спасибо, Уилл. С вами мне так хорошо.
– Так будет всегда, – ответил Уилл и еще крепче обнял ее.
– Я буду спать в гардеробной, – сообщил Уилл, стоя в дверях спальни. Часы в их покоях пробили девять. – Вам надо отдохнуть.
Бледная Джулия лежала среди горы подушек. Уиллу хотелось снова отвезти жену домой, где она скорее пришла бы в себя от тяжелых испытаний. Там лучше, чем в этом незнакомом месте.
– Я уже выспалась, – возразила Джулия. Несмотря на бледность, она выглядела лучше. – Горячая ванна подействовала словно бальзам! Идите ко мне, Уилл.
– Вам больше не страшно? Тогда, конечно, я останусь. – Уилл закрыл дверь и, снимая фрак и жилет, пристально смотрел на нее. Раз толпы людей наводят на нее такой страх, стоит ли удивляться, что она так неохотно посещает близлежащие города и то лишь с целью сделать самые необходимые покупки. Он знал, что некоторые люди боятся толпы. Это все равно что страх перед высотой или пауками. Другим все это смешно, но только не тому, кто испытывает подобный страх. А публичная казнь через повешение, вероятно, чем-то напоминала бунт, особенно если оказаться посреди ужасной толпы. – Жаль, что вы раньше не говорили о том, что боитесь толпы, – сказал Уилл, снимая шейный платок.
– Это ведь так смешно. Я подумала, что вы посчитаете меня глупой, – ответила Джулия, не глядя ему в глаза. – Я полагаюсь на здравый смысл, стараюсь владеть собой, а тут вдруг такой страх, ведь никто не хотел причинить мне вреда…
Джулия умолкла, Уилл прикусил язык, безмолвно упрекая жену за то, что она ничего не сказала ему об этом. Он убеждал себя, что такой страх не совсем естественен, поэтому ей, наверное, было нелегко признаться в этом.