друг у друга. Лукас был единственным, кто у меня был, а сейчас у меня нет никого.
Ночи, когда мама с папой ссорились, всплывают в сознании с достаточной силой. Лукас выводил меня на улицу, когда нам было десять и двенадцать лет, чтобы укрыть меня от реальности нашей жизни. Мои родители не всегда ссорились. Когда мы были младше, они были счастливы. Мы были достаточно близки. Но когда стали постарше, казалось, что родители больше беспокоились насчет работы, чем друг о друге, и из-за этого между ними выстроилась стена. И между нами.
Они не были плохими родителями. Знаю, что они любили нас. Но мы не были «близки», как семьи, которые я знала. Слово «близки» для них означало то, что мы живем вместе в одном доме и немного разговариваем каждый день, но не поддерживаем хобби друг друга и все остальное. Думаю, это означало, что они совсем нас не знали. Но пока моих родителей не было рядом, был Лукас. Он помогал мне с домашней работой во время всей средней школы, приходил на все мои соревнования по плаванию, когда я была десятиклассницей, а потом перешла в одиннадцатый класс. Половину всего времени готовил мне ужин, потому что я готовила ужасно, а родители приходили домой слишком поздно. Он был тем, кто утешал меня, когда ему поставили диагноз, а мои родители испугались и закрылись. Он всегда был рядом со мной. И неважно, что происходило. Он всегда был рядом.
Был.
Я качаю головой. Не хочу думать об этом прямо сейчас. Вместо этого ложусь на кровать и смотрю на потолок.
Мой телефон звонит на прикроватном столике, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, кто это.
Папа. Он не разговаривал со мной с тех пор, как я сюда приехала. Я уверена, что он был занят, но мог, по крайней мере, позвонить и узнать, как у меня дела. Или, думаю, я тоже могла ему позвонить. Отвечаю на телефон.
— Алло?
— Привет, тыковка. Как дела?
Я улыбаюсь при слове «тыковка». Он называет меня так с детства.
— Привет, пап. У меня все хорошо.
— Привыкаешь к дому Джо?
— Ага. Здесь мило. — У меня уходит минута, чтобы придумать верное слово. — Успокаивающе.
— Хорошо. Просто хотел узнать, как у тебя дела. Я разговаривал несколько раз с твоей мамой, но не с тобой.
— Спасибо. Мне было интересно, когда ты позвонишь.
Минутное молчание, но затем он продолжает:
— Сегодня Лукасу поставят надгробие.
Я не могу ничего сказать из-за внезапного кома в горле.
— Оно выглядит хорошо. На нем изображен баскетбольный мяч и машина. Он любил работать над своей машиной.
— Я знаю. Его дурацкая, паршивая машина. Не знаю, почему он так ее любил. — Губа трясется, и я стараюсь держать себя в руках. Прочищаю горло и моргаю, заставляя влагу убраться из глаз. — Я рада, что надгробие выглядит хорошо. Можешь прислать мне фото?