Алаа на тийрмастера не походил. Хасан, скорее, принял бы за правителя Лероя, а не этого веселого, шарообразного живчика на полголовы ниже Занозы. То, что Алаа был одет в шорты и гавайку, расцветка которой могла вызвать приступ эпилепсии, не добавляло ему ни солидности, ни убедительности. А потом тийрмастер еще и заговорил. Вот тут-то Хасан и понял… что не понимает.
— Ну? Они говорят что-нибудь? — спросил Алаа, внимательно, даже напряженно вглядываясь то в него, то в Занозу, — говорят? Они не умолкают, — он ткнул в Хасана пальцем. — Да? Нет?
— Молчат, — сказал Заноза.
— Значит, рабы? — уточнил Алаа.
— Нет. Инструменты.
— А души?
— Утилизированы.
Алаа удовлетворенно кивнул и тут же задал новый вопрос:
— Твои тоже молчат?
— У меня никого нет, — отозвался Заноза с легким удивлением. — Я же отдавал.
— Только тех, кого убил, — возразил Алаа. — А те, кто еще здесь? Твой ратун и другие.
Заноза сунул руки в карманы, и Хасан с ходу рассмотрел несколько вариантов действий, после которых Алаа заречется задавать вопросы. Некоторые даже не подразумевали немедленной ссоры с тийрмастером. Но улыбка, которую Заноза адресовал собеседнику, была легкой и искренней:
— Нет никаких других. Никто не выжил.
Значило ли это, что ратун не молчит?
И что это, вообще, значило? Все целиком?
— Он спрашивал о тех, кого ты убил, — объяснил Заноза потом, уже в отеле. — Ты забрал их дайны, значит забрал и их души. Мистер Алаа хотел знать, слышишь ли ты их. Говорят, даже одна съеденная душа может свести с ума. Конфликт личностей и все такое. Но твои молчат, ты их не просто забрал, ты их нахрен сожрал целиком.
— Утилизировал?
— Ну, да.
У вампиров, убитых Хасаном, душ не было. Хасан так думал, во всяком случае. Их души умерли вместе с совестью, милосердием и человеческим разумом еще до того, как мерзавцы получили афат. Так что никаких конфликтов и не могло быть.
— Тебя он спрашивал о живых, — напомнил Хасан.
— Не совсем. О неубитых. Алаа тоже думает, что я забрал душу ратуна.
— Тоже?
— Ясаки говорит, что я это сделал. Наверное, так оно и есть, но не в буквальном смысле, иначе я гораздо лучше умел бы пользоваться дайнами силы. Они же разные, а все, что я могу — это высоко прыгать и стрелять с рук из двух тяжёлых пулеметов.
— Унесет отдачей, — нетактично сказал Хасан.
— Если спиной к стене встать — нормально.
— Так ты слышишь своего ратуна?
— Нет. И его больше нет в моей крови. Но он есть где-то… просто где-то есть, и… не знаю. Я его так ненавижу, что боюсь, и чем сильнее боюсь, тем сильнее ненавижу, а когда-то я его любил с такой же силой, и об этом я тоже помню. Я его ненавижу за то, что любил. Так что, да, может быть, я его и слышу. Но он один такой. А мистер Алаа решил, что я забирал души у всех.