Сдержанно поклонившись и еще раз произнеся «Моя дорогая», Доминик заставил себя уйти.
Первые два танца Доминик наблюдал за Джорджианой из дальнего угла комнаты, не уверенный в том, что чувствует, и впервые в жизни не зная, как поступить. Что, черт подери, происходит? Обнаружив, что сделался объектом любопытных взглядов, он поспешно удалился в комнату для карточных игр.
Там его быстро вовлекли в несколько партий, но мысли его бродили далеко от карточного стола, поэтому никто не стал возражать против его ухода. Доминик вернулся в бальный зал и стал праздно слоняться, время от времени посматривая на Джорджиану. Он вел себя очень осторожно, поэтому их отношения считались не более чем поверхностным знакомством. Если теперь он вдруг станет проявлять интерес слишком открыто, это будет равносильно признанию. Все же желание приблизиться к ней, схватить и, отведя на террасу, потребовать объяснений росло с каждой секундой.
Если бы Джорджиана выказала хоть малую толику склонности к одному из своих кавалеров, Доминик осуществил бы свое намерение, презрев возможные последствия. Но девушка казалась нехарактерно подавленной и танцевала лишь с теми джентльменами, кого считала своими друзьями, отказывая всем прочим.
Постепенно успокоившись, Доминик стал размышлять о причинах такого поведения Джорджианы. На вечере у Чедвиков все было хорошо вплоть до их последнего танца, после которого она удалилась в дамскую гостиную, а сам он, памятуя о репутации, пошел сыграть партию в карты. Вернувшись в бальный зал, он обнаружил, что его сестра и Джорджиана уехали домой. Тогда Доминик не усмотрел в этом ничего удивительного, учитывая положение Беллы. Однако, возможно, имелись иные причины их раннего отъезда.
Доминик пришел к выводу, что гадать о том, что произошло, бессмысленно, так как это не приблизит его к событиям того вечера. Он понял, что после их последнего вальса случилось что-то, что разрушило его трепетно выстроенные отношения с Джорджианой.
Испытывая огромное желание ударить кого-нибудь, но не зная кого, мрачный Доминик отправился на балкон. Холодный воздух несколько остудил его лихорадочно работающий мозг. Как все это глупо. Ему ведь тридцать два года! Отказ Джорджианы оказал на него неведомое прежде воздействие, лишающее присутствия духа. И ему это совершенно не понравилось. Будь он проклят, если станет и дальше терпеть подобное!
Глубоко вздохнув, он грозно нахмурился, глядя на молодого человека и девушку, которые, держась за руки и негромко смеясь, вышли из сада. При виде его зловещей фигуры со скрещенными на груди руками они поспешно удалились в бальный зал. Доминик вздохнул. Не будь он таким осторожным, увлек бы Джорджиану в сад, чтобы предаться более изощренным ухаживаниям…