Прошло лишь около полутора суток с тех пор, как ему удалось заметить в обороне противника новые неведомые сооружения, похожие на колодцы. Он не сомневался, что в этих колодцах таится какая-то неожиданность. И он решил атаковать эти укрепления раньше, чем закончится артиллерийская подготовка, раньше, чем солдаты противника вернутся из укрытий к огневым точкам: противник не успеет открыть огонь из этих новых неизвестных сооружений. Всего лишь на считанные секунды надо опередить врага. Конечно, тут не обойтись без риска и даже без возможных потерь от огня своей артиллерии. Но легче потерять несколько бойцов, чем сотню.
Ночью уговаривал Корюков командиров батарей, расчеты орудий, по-братски обнимал наводчиков, упрашивая, чтобы на участке батальона они на две минуты раньше установленного срока перенесли огонь. Артиллеристы понимали, зачем он просит их об этом, и обратились к своему артиллерийскому начальнику. Последовал категорический отказ.
— Ну что ж, батальон я все же подниму на две минуты раньше срока, — сказал Максим командирам батарей. — Бейте по своим.
И ушел от них.
Просьбу Корюкова действительно было трудно выполнить. И даже невозможно. Дело в том, что по участку, о котором идет речь, был запланирован огонь орудий различных мощностей и калибров. Значит, чтобы изменить режим огня на одном участке, надо было внести поправки в график и план артиллерийского наступления во всех инстанциях, вплоть до командующего фронтом. А оттуда в свою очередь должны были дать команду по полкам, дивизионам и батареям всех систем ствольной и реактивной артиллерии. Времени для такой ломки графика и плана оставалось мало, весь огромный механизм огня был уже приведен в движение. Еще с вечера дивизионы реактивной артиллерии, получив координаты, мчались из глубоких тылов фронта к огневым позициям. Принять поправки они уже не могли. Если бы Максим Корюков передал свою просьбу лично командующему фронтом, то и тот, пожалуй, отказал бы ему. Изменить график огня было так же невозможно, как невозможно вернуть звук колокола после удара…
И вот уже двадцать восемь минут, не умолкая, гремели орудия.
Мощность огня возрастала — приближался конец артподготовки. Давая заключительные залпы, усилили огонь и батареи непосредственной поддержки пехоты, и орудия прямой наводки. Не было, пожалуй, другого человека, который с таким напряжением следил бы за разрывами снарядов в границах наступления батальона, как Корюков. И вдруг он заметил (или ему показалось это), что огонь перед батальоном несколько ослаб. Да, скорее всего, только показалось, потому что он ждал этого. Но раз батальон поднялся — останавливаться нельзя. И Максим, Поверив, что батарейцы вняли его мольбе, восторженно воскликнул: