Мысль эта мучила его. Она всегда возникала внезапно, как припадок стремительного недуга.
От былого высокомерия он готов был отрешиться и стать пресмыкающимся, но страх наказания за измену Родине возрастал в нем каждый раз, как только начинал думать об этом. Возрастал с такой силой и в таких масштабах, что первые сомнения в правильности своего поступка в дни сдачи в плен показались ему комариным писком наивной души. Теперь некуда пятиться, опоздал — сам себе отрезал путь к возвращению. Никто не поверит в раскаяние, в народе накопилось много гнева против предателей, и будешь кипеть в этом гневе, как в адском котле со смолой, беспомощный и презираемый даже после смерти…
Оторвавшись от этих мыслей, Василий прислушался: «Спит ли ординарец? Наконец-то уснул. Теперь пора выйти и дать сигнал».
Выйдя из блиндажа. Василий закурил, сделал два круга светлячком папиросы. Ответного сигнала не последовало. «Наверно, задремал, — возмутился Василий. — Нет, вон отвечает таким же светлячком папиросы: «Вижу хорошо, спокойной ночи».
Вернувшись в блиндаж, Василий прилег и затаил дыхание.
Через час поднялся Миша, чтобы завести настольные часы. Светящиеся стрелки показывали без двадцати три.
Миша прибавил огня в лампе; поставил на стол заготовленный с вечера термос с горячим чаем и звякнул вилкой о тарелку. Спит майор. Спит сладко, как ребенок, подложив руку под щеку. Жалко Мише прерывать сон командира, и он остановился перед ним, считая секунды.
У блиндажа послышались шаги. Вошел подполковник Верба.
— Доброе утро, Миша, — тихонько, чтобы не разбудить Максима, сказал Верба.
На войне никто не считается с бессонными ночами командира, зато в спокойные часы и минуты его сон охраняется, как великая ценность.
— Здравствуйте, товарищ подполковник, — Миша козырнул, стукнув каблуками.
— Тише, — Верба поднял палец.
Но командир полка уже открыл глаза и посмотрел на часы.
— О, пятнадцать минут четвертого… Миша, проспал?
— Маленько, товарищ майор, маленько проспал.
Миша смело забренчал кружками.
— Извини, Борис Петрович, — проговорил Максим, протирая глаза. — Вчера долго засиделись с братом. Вот он, спит. Проснется, и познакомитесь. Прошу за стол, будем чай пить. И вот я тебе что скажу, Борис Петрович: я пойду на строительство блиндажей, а ты оставайся здесь, у тебя сегодня много дела. Возьми эту папку, просмотри аттестации.
Они с наслаждением пили чай из кружек.
— Вчера вечером, — сказал Верба, — провели комсомольское собрание в первой роте и избрали нового комсорга.
— Кого же?
— Леонида Прудникова.
— Не рановато?