Я перечитала записку два раза, а потом забралась с ногами на кровать и решила, что раз уж все равно прогуляла учебу и предоставлена сама себе, то лучшее дневное времяпрепровождение — сон. Можно, конечно, заняться самоедством и повспоминать в деталях вчерашний веселый вечер, но я не хотела. Чувствовала себя слишком уставшей и разбитой для того, чтобы ковыряться в мелочах. Я стащила топик и джинсы, печально вспомнила, что выданную вчера майку оставила у себя дома, и улеглась спать дальше в лифчике и трусиках, накрывшись с головой мягким одеялом.
Но сон, как ни странно, не шел, я все же начала перебирать в голове события минувшей ночи, и историю про пинё, рассказанную Павлом Федоровичем, и свое странное состояние. Вчера я мало чему придавала значение, а сегодня стало интересно, зачем Добрый фей сотворил с нами такую странную шутку. Чего он добивался?
От мыслей о коварном бармене и его «чудесных» напитках я перешла к событиям, которые произошли позже. У меня руки начали дрожать при воспоминании о чувственном танце. Ком Хен притягивал и интриговал. Его прошлое таило сотни загадок, а еще он умел терять контроль над собой. Пусть не полностью, но все же. Я видела, как горели его глаза, чувствовала, что он хочет меня поцеловать, там, на улице у клуба, и от этих мыслей становилось и сладко и боязно. Это были совершенно не изведанные ощущения. На горизонте маячило приключение, в которое хотелось окунуться с головой. Беда в том, что даже сейчас я была твердо уверена — обратно не вынырну.
А еще я подозревала, когда Ком Хен вернется, то сделает вид, будто вчера ничего не произошло, и снова будет называть меня мерзким именем Анжелика и обязательно на «вы», чтобы подчеркнуть то, что мы почти не знакомы и лишь случайно судьба свела нас вместе и обязательно разведет, как только все закончится. А мне этого очень и очень не хотелось. Он находился слишком близко ко мне, чтобы вот так просто его отпустить. Я на это была не согласна.
В девять утра Питер прочно стоял в пробках, которые, словно многокилометровые змеи, сползались с окраин города к его центру. На радио хохмили диджеи, за стеклами машины постоянно кто-то сигналил и пытался подрезать, а Ком Хен игнорировал внешние раздражители, мрачно изучал руль и лишь иногда ненадолго отпускал педаль тормоза, чтобы продвинуться на очередные два или три метра вперед. Это было время размышлений и самоедства. Как бы хотелось отрешиться от всего происходящего, но сегодня это сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к двум минувшим дням и девушке, которая мирно спала в его кровати.