Лиза, в лице которой не осталось ни кровинки, смотрела на доктора. О, если бы ее собственный запоминающий мозг мог отбросить эту информацию, думала она, возможно, ничего этого не происходило бы.
— Я знаю, он не захочет оставлять работу, — проговорила она, — но возможно ли это? Или правильнее будет спросить, долго ли он сможет продержаться?
— В основном это будет зависеть от него. Пока что его проблемы будут носить тот же характер, что и раньше, но, если вы не скажете мне обратного, я предполагаю, что он способен решать задачи почти на всех уровнях.
Решив, что с основным он справляется, Лиза кивнула.
Изабелл улыбнулась.
— Я оставлю вам номер своего мобильного телефона, — сказала она, вынимая из ящика стола пачку стикеров, — так что, пожалуйста, звоните в любое время. Разбираться есть с чем, и в ближайшие несколько недель возникнет множество вопросов, на которые вам понадобятся ответы. — Набросав номер телефона на листочке, она протянула его Лизе и сказала: — Тем, кому ставят подобный диагноз, полагается наблюдающая медсестра. Она свяжется с вами и придет к вам домой, чтобы объяснить, чего следует ожидать, что делать дальше, какие виды поддержки существуют — одним словом, все, что вам нужно знать.
В кабинет вошел Дэвид, и Лиза перевела взгляд на него.
— Думаю, нам пора домой, — отрывисто проговорил он. — Доктор наверняка очень занята.
Лиза беспомощно посмотрела на Изабелл.
— У вас есть мой номер, — напомнила та. — Звоните, не стесняйтесь.
Вскоре они вышли из клиники и молча направились к машине. Ужасные слова Изабелл Мэннинг до сих пор звенели у них в ушах, а перед глазами маячили образы того, что ожидало их в будущем.
— Веди ты, — сказал Дэвид, протягивая Лизе ключи.
Желая показать, что уверена в нем, Лиза сказала:
— А сам не хочешь?
Он не ответил, просто подождал, пока она разблокирует двери, сел на пассажирское место и пристегнул ремень.
Заговорил он нескоро — к тому времени они уже поднимались по наклонному въезду на магистраль М-32, ведущую обратно в город.
— Это несправедливо по отношению к тебе, — начал Дэвид. — Ты не должна...
— Перестань, — сказала она. — Речь о тебе, а не обо мне.
Он повернул голову и посмотрел на нее.
— Вообще-то, речь о нас обоих, о чем я и пытаюсь сказать...
— Я понимаю, о чем ты пытаешься сказать, но сейчас у нас нормального разговора все равно не получится.
Он больше не спорил, просто отвернулся и стал смотреть из окна на проплывающие мимо ряды домов и магазинов, в которых он никогда не бывал и, вероятно, никогда уже не побывает.
Важно ли это? Важно ли теперь хоть что-нибудь? Конечно да, но в эту минуту он как будто медленно цепенел изнутри. Поскольку с его мозгом, по всей видимости, происходит именно это, ничего удивительного, что он так себя чувствует. Знать, что ты сам себя подводишь... Что может быть унизительнее и нестерпимее?