«Она, очевидно, прямо в водосток попала. Что за чертовщина!» Мы вышли на улицу, и я видел, как Прокоп нагнулся и искал марионетку. «Я очень рад, что ты не можешь найти этой глупой головы»,– ворчал Фрисландер. Он прислонился к стене, и лицо его то ярко освещалось, то скрывалось через короткие промежутки времени, когда он затягивался из своей трубки.
Прокоп сделал быстрое предупреждающее движение рукой и согнулся еще ниже. Он почти опустился на колени на мостовую.
– Тише! Вы ничего не слышите?
Мы подошли к нему. Он молча указал на решетку водостока и, насторожившись, приложил руку к уху. Минуту мы все неподвижно стояли и прислушивались.
Ничего.
– Что это было? – прошептал, наконец, старый марионеточный актер, но Прокоп быстро схватил его за руку.
Одно мгновение – миг сердцебиения,– мне казалось, что там внизу чья-то рука ударила по железному листу – едва слышно.
Когда я подумал об этом спустя секунду, все уже прошло, только в моей груди звучало еще эхо и медленно расплывалось в неопределенное чувство страха.
Шаги, послышавшиеся по улице, рассеяли впечатление.
– Идемте же,– чего тут стоять,– сказал Фрисландер.
Мы пошли вдоль ряда домов.
Прокоп нехотя пошел за нами.
– Я готов голову дать на отсечение, что там раздался чей-то предсмертный крик.
Никто из нас не ответил ему, но я почувствовал, что какой-то темный страх сковал нам язык.
Через некоторое время мы стояли перед окном кабачка с красными зававесками.
САЛОН ЛОЙЗИЧЕК
Севодни большой Канцерт 4
Это было начертано на картоне, покрытом выцветшими женскими портретами.
Не успел еще Цвак дотронуться до ручки двери, как она отворилась внутрь, и дюжий парень, с напомаженными черными волосами, без воротничка, с зеленым шелковым галстуком на голой шее, в жилетке, украшенной связкой свиных зубов, встретил нас поклоном.
– Да, да – вот это гости… Пане Шафранек живо – туш! – приветствовал он нас, оборачиваясь в переполненный зал.
Дребезжащий звук – точно по фортепианным струнам пробежала крыса, послышался в ответ.
– Да, да, вот это гости, вот это гости, это видно сразу, – все бормотал толстяк, придерживая нас за рукава:
– Да, да, сегодня вся здешняя аристократия собралась у меня,– торжествующе отвечал он на удивленное выражение Фрисландера. В глубине кабака, на чем-то вроде эстрады отделенной перилами и лесенкой в две ступеньки от публики, мелькнули два приличных молодых человека во фраках.
Клубы едкого табачного дыма висели над столами позади которых длинные деревянные скамейки вдоль стен были заняты разными оборвышами: тут были проститутки, нечесанные, грязные, босые, с упругими грудями, едва прикрытыми безобразного цвета платками; рядом с ними сутенеры в синих солдатских фуражках, с сигарою за ухом; торговцы скотом с волосатыми кулаками и неуклюжими пальцами, у которых каждое движение изобличало их вульгарную низость; разгульные кельнера с нахальными глазами, прыщеватые приказчики в клетчатых брюках.