В угоду ему я заставил себя улыбнуться, но внутри себя я отлично понимал, что он борется со слезами.
Как-нибудь я должен помочь ему, рассуждал я – по меньшей мере, попытаться облегчить его тяжелую нужду, насколько это в моих силах. Я незаметно вынул из комода последнюю оставшуюся у меня бумажку в сто гульденов и спрятал ее в карман.
– Когда вам будет лучше житься, и вы будете практикующим врачом, вы узнаете, что такое спокойствие, 6 господин Харусек,– сказал я, чтобы придать разговору более успокоительное направление.– Скоро ваш докторский экзамен?
– Очень скоро. Я обязан сделать это для моих благодетелей. Смысла в этом никакого, потому что дни мои сочтены.
Я хотел сделать обычное возражение, что он смотрит слишком мрачно на дело, но он с улыбкой отстранил мою попытку.
– Это самое лучшее. Не велико удовольствие подражать комедиантам врачебного искусства и, в конце концов, добыть себе дворянский титул в качестве дипломированного отравителя колодцев. С другой стороны,– продолжал он с желчным юмором,– жаль, что мне придется прекратить благословенную работу в гетто.– Он взялся за шляпу.
– Но я не буду вам мешать больше. Или поговорить еще по делу Савиоли? Мне кажется, не стоит. Во всяком случае, дайте мне знать, если у вас будут какие-либо новости. Лучше всего повесьте здесь у окна зеркало, как знак, что я должен зайти к вам. Ко мне в погреб вы не заходите ни в коем случае. Иначе Вассертрум сразу заподозрит, что у нас какие-то общие дела. Мне, между прочим, очень интересно было бы знать, что он предпримет, узнав что у вас побывала дама. Скажите ему, что она приносила вам драгоценную вещь для починки, а если он будет приставать, оборвите разговор.
Мне все не удавалось подсунуть Харусеку кредитный билет. Я взял с окна воск для модели и сказал ему: – Пойдемте, я провожу вас по лестнице, Гиллель ждет меня,– солгал я.
Он удивился.
– Вы подружились с ним?
– Немного. Вы знаете его?.. Или, может быть, вы,– я невольно улыбнулся,– не доверяете и ему?
– Боже сохрани!
– Почему вы это так решительно говорите?
Харусек приостановился в раздумье.
– Сам не знаю, почему, тут что-нибудь бессознательное: каждый раз, когда я встречаю его на улице, мне хочется сойти с тротуара и броситься на колени, как перед священником, несущим святые дары. Видите ли, майстер Пернат, это человек, который каждым своим атомом являет полную противоположность Вассертруму. В христианском квартале, так плохо всегда осведомленном, он слывет скупцом и тайным миллионером; однако, он чрезвычайно беден.
Я переспросил с испугом: