— Где это «Ауджи», Стеф?
Она принялась выковыривать остатки содержимого ее стакана мизинчиком. Потом похотливо его обсасывала.
— Ты отлично знаешь, Филипп. На Кингс-роуд, двумя улицами дальше «Потье».
— О, я знаю «Ауджи». — Достаточно вульгарное бистро, если мои шпионы говорят мне правду. — Особенно посещаемое фотомоделями для обложек модных журналов, фотографами и их идолами. Сливки общества, не так ли?
— Ну да, ну да. Вечеринка в доме напротив. Это будет грандиозно, Филипп. Нужно, чтобы ты пришел.
Я сказал, что приду, может быть, и направился к буфету, где под стеклянным колпаком среди мятых остатков сохнущей пищи выбрал салат с креветками. Служащая за прилавком в белой засаленной блузе и поварском чепце привычным движением бросила салат на тарелку. Я взял свое лакомство и отправился за столик в затененный угол. Я уже готов был впиться в полуоттаявшую креветку за две кроны, когда перед моим столиком материализовалась фигура.
— О Боже правый, не мой ли это приятель Филипп Макальпин?
В полумраке, почти касаясь курчавыми волосами пожелтевшего от никотина потолка, с нелепым видом стоял Тимоти Риордан, старинный соучастник всяческих проделок и пирушек, затерявшийся как песчинка в пустыне, отдаленный годами и километрами от родимого крова.
— Тимоти, мальчик мой, садись и выпей что-нибудь со мной, — сказал я, воспользовавшись случаем.
Он повалился на стул быстрее падающей заводской трубы. Отбросив в сторону старинные формы приветствия, мы повели светский разговор. Я подозвал Стеф и попросил принести Тиму побольше ирландского виски. Он опустошил все одним залпом, я только увидел, как дернулся его кадык, и с виски было покончено.
— Ну вот, теперь лучше, — сказал он просветленно.
Со своим ростом и кудрями на голове Тимоти немного походил на Байрона… но Байрона, который много кутил. Он один из последних потомков ирландской аристократии, а фамилия его рода упоминается в Барке. Этого было достаточно, чтобы он позволил себе не работать, но не хватало для роскошной жизни. Бедолаге достались все те несчастья, которые сваливаются на всех ирландцев, начиная от любви к бутылке и кончая таким дорогим удовольствием, как игра. Тем не менее мы вместе ходили в школу и, к несчастью, ни я, ни он не привыкли носить галстук, символ принадлежности к старым кланам.
Воспоминания о совместно пережитых неудачах установили между нами своего рода дружеские узы. Наши друзья, если их возможно таковыми называть, принадлежали к другому кругу, но его я особенно любил и находил забавным. Вернее, я любил его настолько, что позволял себе предложить ему недорогую выпивку или положить на зуб что-то несущественное.