Закончив работу, сунул фиктивное письмо в бумажник и швырнул тот на кушетку. Около восьми часов явился его шеф, мистер Хобарт. Бледный и невыспавшийся Боуман открыл дверь квартиры.
— Вы мне срочно нужны, — сказал тот Боуману, но, бросив короткий взгляд на сотрудника, добавил: — Впрочем, отдохните еще день! Вы, действительно, выглядите больным. Мне кажется, это не просто простуда! У вас есть хороший врач?
— Доктор Керр, — пролепетал Боуман. — Я знаю, как обстоит дело, но… — Он еще что-то пробормотал в свое оправдание.
— Ложитесь в постель и постарайтесь поскорее снова быть в форме, — сказал Хобарт, прощаясь. — Дайте мне знать, когда сможете приступить к работе, Боуман. Вы теперь моя единственная надежда. Нужно продолжать проект «С». Вы единственный, кто это сможет. Я предлагаю вам долю в прибылях, когда добьетесь результата. Но об этом мы успеем поговорить, когда вы поправитесь.
Боуман уставился на него, разинув рот. Хобарт надел шляпу, повернулся и пошел к лифту. Молодой человек закрыл дверь.
У него еще был шанс. Может быть, Хоскинса, несмотря на всю его хитрость, удастся провести…
Телефон в прихожей снова заявил о себе. Боуман несколько секунд колебался, прежде чем взять трубку. Он был зол на себя за то, что испугался звонка. Однако звонил не Хоскинс. Просто Соня Лопеску, его подруга, захотела узнать, как его здоровье, и при этом хихикнула.
— Хуже, совсем плохо! Слушай, Соня: я действительно болен. И я буду тебе благодарен, если ты на несколько дней оставишь меня в покое. Позвоню, как только смогу!
Он прервал разговор, пока она не засыпала его вопросами. Соне он не мог ничего рассказать о дурацком положении, в которое попал.
Но когда вернулся в комнату, ему пришло в голову, что девушка могла найти странным его поведение. Могла подумать, что надоела ему. Только все это было ему сейчас безразлично. Прежде нужно решить дело с Хоскинсом.
Мысль обратиться в полицию он сразу отбросил. Слишком страшно было нести ответ за собственную слабость. Предстать перед Хобартом и исповедаться в своем проступке было просто невозможно.
В темном чулане он собрал фотопленки в пустую банку из-под проявителя и поднес спичку, с удовлетворением наблюдая, как огонь, шипя, охватил целлулоид. Пепел высыпал в корзину для бумаг.
В четверть одиннадцатого он вышел из дома — больше просто не мог находиться в четырех стенах. Проехал Парк-авеню и свернул налево к Маунт-Моррис-парк. Вблизи авеню св. Николая на 126-й улице была открытая стоянка. Там он оставил свою машину.
«Герцог» оказался отелем самого низкого сорта. Вход был со двора, куда можно было попасть через мрачную подворотню. Ни одно окно не выходило на улицу — все рамы с облупившейся краской открывались во двор.