Константин особенно не спорил. Но по его милости по крайней мере три заседания ушли на обсуждение вопросов, к делу совершенно не относящихся. Проделал он это неумышленно. Он вернулся к доводу Остина насчет помещений.
— Профессор Остин предложил разместить институт в Лондоне, потому что тогда не потребуется дополнительных зданий, — начал Константин, — и хотя, как я уже говорил раньше, я стою за Лондон, я не могу поддержать этот аргумент. Безусловно, где бы ни находился институт, он должен иметь новое здание, здание, предназначенное для целей института и ни для чего больше. Мы должны у нас в Англии когда-нибудь создать архитектуру научных учреждений, и лучшего случая у нас не будет…
Он рассказал, какими особенностями должна обладать современная лаборатория. Он сравнил Пасадену с Физико-химическим институтом в Ленинграде и вызвал тем самым яростные и бесконечные споры. Дело в том, что члены комитета явно предпочитали конкретные факты, не относящиеся к существу вопроса, важным по сути дела, но более общим и отвлеченным идеям. И так как здания живут дольше и их легче охватить взглядом, чем человеческие жизни, то в сознании членов комитета они занимали несоизмеримо большее места. Наблюдая их темпераментный спор, я подумал, как еще в Кембридже я часто обнаруживал, что те, кто с жаром говорит о колледжах, имеют в виду просто здания колледжей.
Комитет с радостью ухватился за возможность поспорить о зданиях, словно наконец-то зашла речь о знакомом предмете. У Остина, совершенно естественно, выступление Константина вызвало раздражение, но он всю свою жизнь обсуждал здания, высказывался за и против, и он был готов к такому спору. Вскоре все уже обменивались привычными словами: «Смета», «Экономия на основном здании, расходы по интерьеру», «Экономия на главном корпусе — это ложная экономия», «Предложения архитектора», «Архитектор должен быть первоклассным».
— Скамьи должны быть из тикового дерева, — заметил Десмонд, — скамьи обязательно должны быть из тикового дерева.
Я видел, что решение, существеннейшее решение о местоположении института, отодвигается все дальше. За окнами светило солнце, время от времени врывался легкий ветерок и, выдувая табачный дым и запах мебели, приносил с собой дыхание парка. Я частенько переставал слушать и рисовал что-нибудь на листках бумаги. Однажды, помню, в самый разгар спора по поводу зданий, я развлекался тем, что классифицировал всех пятерых членов комитета, сидящих за столом, по известным мне системам. По Юнгу, у Десмонда, Остина и Фейна интересы были сосредоточены на внешних обстоятельствах, у Притта и Константина — на внутренней, духовной жизни. По Кречмеру, Десмонд и, возможно, Остин являются циклоидами и пикниками, Константин — шизоидом и астеником, остальные два не поддавались классификации. Мне лично эта классификация никогда не казалась удачной, по ней даже нельзя разделить людей вообще, не говоря уже о том, чтобы сделать это толково.