— Я вот не могу понять, — продолжал он, — почему люди не любят всякую погоду и природу в любом ее виде. Конечно, солнечный день в горах прекрасен, но ведь так же прекрасна и холодная грязная лондонская ночь. Все это, — он махнул рукой в сторону реки, — замечательно. От этого сжимается сердце. — Он засмеялся. — Мы должны быть панэстетами, панзоофилами, панантропофилами и панметеорофилами.
Я еще раньше обратил внимание на его манеру смеяться над собственными высказываниями и превращать их в шутку.
— Пожалуй, это слишком щедро и потому не так просто, — улыбнулся я и добавил: — А ночь действительно хороша.
Некоторое время мы оба молчали.
— Нам повезло, что мы живем в такое замечательное время, — сказал он. — Что мы оказались в гуще событий. Что мы входим в науку именно сейчас. Ведь наука переживает сейчас свой Ренессанс, свой елизаветинский век, и мы родились как раз вовремя. — Он улыбнулся. — Черт возьми, у нас впереди столько интересного.
3
В начале следующего семестра мы встретились уже как старые друзья. Ежедневно мы вместе пили чай в студенческом кафе. По субботам мы вместе отправлялись на прогулки, а однажды пошли в театр и, сидя в партере, смотрели «Закон о разводе». В буфете во время антракта мы раскланялись с группой слегка знакомых студентов; при этом я испытал некоторую гордость, как будто мне не в диковинку бывать в театре, да и Шерифф держался так же.
Среди студентов нашего колледжа мы заметили в буфете долговязую фигуру с бледным худым лицом, чуть в стороне от остальных. Мы увидели, как кто-то заговорил с ним, и на его лице вдруг появилась поразившая меня улыбка. Это была живая, насмешливая и умная улыбка, удивительно обаятельная. Потом она исчезла, и лицо его снова потускнело и стало почти унылым.
— Мы должны с ним познакомиться, — сказал я.
Дня через два, когда я пришел пить чай, он сидел вместе с Шериффом за нашим столом.
— Хант, позвольте мне представить вам Майлза, — сказал Шерифф, прерывая разговор, во время которого новый знакомый терпеливо слушал его. — Он учится вместе со мной. Он, как и я, собирается стать ученым.
Хант улыбнулся.
— И, несмотря на это, похоже, что между вами есть разница.
Он мне сразу понравился. Мы сидели за столом, Шерифф занимал нас разговором, когда удавалось, я вставлял реплику, и время от времени улыбка преображала лицо Ханта и он отпускал необидную шутку.
Я не мог понять, каким образом Шериффу удалось заполучить его, но похоже было, что Хант чувствует себя с нами запросто, и вскоре он пригласил нас к себе. Хант жил над магазином, на Юстон-Роуд, и, хотя воздух в его гостиной был затхлый и отовсюду доносились стуки и шум, квартира его была гораздо просторнее шериффовой или моей. Я не мог понять, почему Хант все время оправдывается и почему в его движениях появилась какая-то суетливость, как только мы вошли к нему.