Потом я прочитал оттиск еще раз. Его исследование, как я уже говорил ему, перекликалось с одной моей старой, заброшенной темой. Память моя заработала. Я пошел в комнату, где Рут собрала все мои бумаги. Там в одном из углов хранились записи опытов. Вскоре я нашел то, что искал. Я вытащил их на свет, сказал Рут, что меня заинтересовали кое-какие моменты в работе Шериффа, и уединился в дальнем углу террасы.
Там я стал сравнивать результаты Шериффа со своими. На каком-то этапе наши результаты должны были совпасть, между тем они оказывались разительно непохожи. И именно в том месте, где я прервал исследования просто потому, что результаты опытов не укладывались ни в какую систему. Если Шерифф на этом этапе получил такие же результаты, какие он должен был получить, он тоже не смог бы двинуться дальше. Там не было решения, пока еще не было, и, возможно, его нельзя будет получить еще в течение многих лет. Однако результаты Шериффа были не те, что у меня, они были упрощены, подогнаны под те данные, которые вели к выводу поразительной красоты.
Здесь была ошибка. Я знал, что мои данные правильны: и мой помощник и я сам перепроверяли их множество раз. Это была очень удобная ошибка. Без нее Шерифф потерял бы впустую месяцы труда. Я задумался на минуту, представил себе, как производились эти опыты: Шерифф в своей комнате, следящий за движением столбика ртути в манометре, тщательно рассматривающий на свет серую пленку с черными точками, наблюдающий за движением светящегося пятна по шкале. Он должен был проделывать все это. Было невозможно совершить такую ошибку случайно. Это была преднамеренная ошибка. Когда я сказал себе это, у меня уже не было и тени сомнения. Это была преднамеренная ошибка. Он совершил самое большое преступление против науки (у меня в ушах до сих пор звучал голос Хэлма, деликатный и твердый).
Шерифф представил ряд ложных данных, исказил факты. Когда я это понял, я даже не был особенно удивлен. Я мог представить себе, как его быстрый, изобретательный и беспокойный ум решает стоящую перед ним дилемму. Он предпочел этот вариант по ряду причин: он требовал меньше труда, он произведет большее впечатление и обеспечит прямой путь к теплому местечку (мысль о кафедре в Лидсе могла прийти к нему значительно раньше). Ему-то эта тема казалась столь же надежной, как и предложенная мной. Но я не должен был об этом знать отчасти потому, что ему было немножко стыдно передо мной, отчасти потому, что я мог помешать ему. Поэтому, безопасности ради. Хенсмана, который сотрудничал с ним в этой работе, и Одри пришлось тоже ввести в заблуждение. Все это он проделал довольно легко. Поначалу тема шла хорошо. Он чувствовал, что может самостоятельно добиться успеха, кафедра в Лидсе была уже в руках.