Мне очень хотелось, чтобы Одри разделила со мной мои волнения, хотелось хоть немного дать ей понять, какие открытия ждут меня впереди. Это придало бы еще большую остроту ощущениям, если бы я мог ей сказать: «Я пока не берусь утверждать, но если это так… Неужели ты не видишь, в какую стройную схему укладываются все факты? Посмотри, какая четкая здесь связь. Ты понимаешь, что мы начинаем находить закономерности в этих джунглях!»
Но это было невозможно. Несколько раз она просила меня объяснить ей мою работу, но, несмотря на ее живой ум, никогда не могла что-либо понять. Я всегда чувствовал себя неловко, видя, как ее глаза, обычно такие живые, становились далекими и непонимающими. Она с огорчением говорила:
— Прости меня, дорогой, но я все-таки не понимаю.
Я мог только объяснить ей, что мои идеи многое обещают, что настроен я оптимистически и, возможно, мне удастся сделать серьезное открытие, и она изо всех сил старалась продемонстрировать свой энтузиазм по поводу того, что ей было совершенно недоступно. Но даже при этих обстоятельствах мне бывало приятно рассказывать ей свои новости, и меня согревала ее горячая готовность откликнуться.
Мои конкретные практические притязания она схватывала очень легко и поддерживала меня. У меня зародилась одна мысль, которая крепла по мере того, как я обретал уверенность в себе. Я хотел иметь большую лабораторию, которая разрабатывала бы мои идеи и работала под моим руководством.
— Ты понимаешь, — объяснял я, — через несколько лет в нашем распоряжении будет достаточное количество физических методов, чтобы начать наступление на проблемы органики. Даже на проблемы биологии. И они должны решаться комплексно. Десять человек, работающих совместно, принесут гораздо больше пользы, чем сто человек, работающих порознь. Они за несколько лет проделают огромный путь в химии и биологии. И я собираюсь заставить их сделать это.
— Ты будешь сидеть за письменным столом и по телефону давать команду? — улыбалась она. — Тебя будут называть профессором, и ты будешь зарабатывать кое-какие деньги.
— Думаю, что да, — отвечал я. — Я с удовольствием предоставлю другим работать руками. Это ведь зряшная трата времени, если у меня будут люди, которые смогут это делать лучше. Но я хочу сам направлять все работы. Это самое главное.
Она насупилась.
— Ты любишь власть?
— Пожалуй, — сказал я и тут же выпалил: — Конечно, я хочу иметь власть. Но это не главное.
— Да-а, — протянула она и вдруг рассмеялась. — Это будет замечательно. У тебя это великолепно получится. Ты станешь дерганным, будешь работать до полусмерти и произносить речи. И тебе все это будет страшно нравиться. И работа будет идти бешеными темпами. А как скоро ты думаешь добиться этого?