Флинн чувствовала, что Уилфу тяжело рассказывать, что он редко говорил об этом раньше, может, даже никогда. По его словам, некоторые, как Тлен, превратили всю свою жизнь в плач по утраченному миру. Носят черное, рисуют на себе татуировки или что-нибудь в таком роде. Но это больше скорбь о других видах, о другом массовом вымирании, не о восьмидесяти процентах человечества.
Ни столкновения с кометой, ни глобальной ядерной войны. Просто всё разом на фоне меняющегося климата: засухи, нехватка воды, неурожаи, пчелы пропали окончательно, численность ключевых видов катастрофически сократилась, исчезли последние высшие хищники, антибиотики стали помогать еще меньше, чем сейчас, болезни – не одна пандемия, но отдельные эпидемии, каждая из которых сама по себе была историческим событием. И все из-за людей: сколько их было, как они себя вели, как меняли окружающий мир.
Тени на лужайке превратились в бездонные черные дыры. А может, в идеально разостланный черный бархат.
Людей спасла наука, объяснил Недертон. Когда все рушилось, когда история превратилась в массовую бойню, наука внезапно пошла вверх. Не сразу, не одним героическим рывком, но мало-помалу появились более дешевые, более чистые энергоносители, более эффективные способы извлекать углекислоту из воздуха, новые лекарства – замена антибиотикам, нанотехнологии, посерьезнее самовосстанавливающейся автомобильной краски или подвижного камуфляжа на бейсболке. Еда, для печати которой требовалось меньше ресурсов, чем для выращивания настоящей. Так что кошмар постепенно озарялся светом нового, такого, от чего захватывало дух, однако в целом все продолжало разваливаться, к чертовой бабушке. Это сопровождалось насилием, сказал Недертон, и невообразимыми страданиями. Чувствовалось: он проскакивает подробности, не хочет описывать худшее из того, что произошло, должно произойти.
Флинн глядела на луну и думала, что та будет такой же на протяжении десятилетий, которые описывает Уилф.
Для очень богатых людей, говорил он, все было не обязательно так уж плохо. Самые богатые делались еще богаче, поскольку меньше оставалось конкурентов. Постоянные кризисы рождали множество новых возможностей. Так мир стал таким, каким стал. Когда ситуация достигла дна, население кардинально уменьшилось, выжившие научились выбрасывать в атмосферу меньше углекислого газа, а избыток съедали растущие небоскребы вроде того, который она патрулировала. И ради этого они строились, а не только чтобы служить жильем для богатых. Так что уцелевшие люди постоянно помнили, от чего были на волосок.