– От того, что случилось с восьмьюдесятью процентами?
Уилф просто кивнул на экране «Полли» и продолжил рассказ про Лондон. Там и раньше селились те, кто владеет миром, но не живет в Китае, так что город уцелел и потом первым начал расти.
– А что с Китаем?
Экран «Перекати-Полли» тихонько заскрипел, увеличивая угол подъема камеры.
– У китайцев была фора.
– В чем?
– В последжекпотовском устройстве общества. Ваше-то формально еще считается демократией. – Тут экран снова скрипнул и уставился на мамин газон. – Влиятельным людям, которые пережили джекпот и укрепились, демократия была не нужна. Они обвинили ее во всем.
– Так кто правит на самом деле?
– Олигархи, корпорации, неомонархисты. Наследственные монархии обеспечили привычный каркас. По сути феодальный, считают критики системы. Те немногие, что сейчас есть.
– Так правит король Англии?
– Лондонское Сити, – ответил Недертон. – Гильдии. В тесной связке с такими, как отец Льва. А такие, как Лоубир, дают им эту возможность.
– Так весь мир левый? – Флинн вспомнила разговор с Лоубир. – Кроме шуток?
– Клептархия – не шутка, – ответил Недертон.
Кловис Фиринг, которую Лоубир представила как старейшую свою подругу, была впрямь живописно и демонстративно стара – по меньшей мере ровесница самой Лоубир. В черной вязаной шляпке-клош на безволосой голове и траурном викторианском платье, настолько скучном, что наряды Тлен рядом с ним показались бы клоунскими, она походила на иссохшие мощи святого – мощи с пронзительными и очень подвижными черными глазками. «Культура Кловис», ее магазинчик на Портобелло-роуд, торговал исключительно предметами американского быта.
По дороге Лоубир объяснила Недертону, зачем его сюда взяла. Даэдра прислала приглашение на вечер вторника, хотя инспектор и не разрешила пока открыть сообщение. Сделать это и отправить ответ следовало из места, никак не связанного со Львом, чтобы не свести архитектуру семейной безопасности Зубовых с той, которая охраняет Даэдру.
– Кловис, этого молодого человека зовут Уилф Недертон, – говорила сейчас Лоубир, благодушно оглядывая варварское нагромождение предметов в тесном магазинчике. – Он пиарщик.
Миссис Фиринг – так значилось на входе – стрельнула в него быстрым взглядом ящерицы. Такой густой сети морщин и бородавок, как на ее высохшем личике, Недертон еще никогда не видел. Белки глаз были желтоватые, в паутинке лопнувших сосудов, сквозь пергаментную кожу толщиной, наверное, в несколько микронов, отчетливо просвечивал череп.
– Мы не станем его слишком строго за это осуждать, – сказала она неожиданно твердым голосом, в котором слышался американский акцент, хотя не такой выраженный, как у Флинн. – Я не знала, что тебе нужен пиарщик.