-- На, - силач Ар сунул сквозь прутья решетки сальное покрывало из волчьих шкур. Он кивнул на стервятников, которые начинали собираться в стаи. - Морозно ночью будет.
Она не выдавила из себя слова благодарности, но смогла кивнуть и поскорее спряталась в воняющее старостью покрывало. Выделка шкур оставляла желать лучшего: она царапала кожу и терла плечи, словно крапива, но согревала лучше, чем рваная тряпка.
В дни затяжных дождей вечерело рано. Настолько рано, что Аккали порой не успевала считать дни. Ночи в этой части Дэворкана были скорее сизыми, чем черными, совсем не такими, как в краях, где она выросла. И даже луна здесь выглядела выцветшей, как старое знамя. Смену дня и ночи Аккали узнавала по кормежкам: дважды в день, в рассвет и перед закатом, тюремщик присылал кого-то из цирковых с миской для пленницы. Иногда он забывал, что ее тело не принимает мясо, и присылал кости и мясной отвар, и тогда Аккали приходилось сидеть голодной до следующей миски. Иногда, как сегодня, тюремщик удивлял своей "щедростью": в принесенной миске дымилась свежая овощная похлебка, с крупными кусками морковки и сладких цветов риилморской желтой капусты. К угощению прилагался ржаной сухарь, но его размер сводил на нет и этот недостаток.
Сегодня Аккали впервые за множество дней после своего похищения, сытно поужинала. После того, как в животе стало тепло от хорошей пищи, даже ливень стал казаться теплее. Впрочем, продолжалось это не долго. Через несколько часов, когда в крытых обозах стих хохот гиштан, стало холодать. Напророченный силачом мороз пробрался в крепость, словно змей: незаметно, но быстро. Архате пришлось свернуться в комочек, чтобы хоть как-то спрятать под шкурным покрывалом ноги. Дождь сменился градом, и ледяные шарики стройным хором выбивали на гранитных плитах славу холоду.
Посреди ночи в Совиную крепость прибыла еще одна колонна из двух телег и обоза. Аккали боялась засыпать в такой мороз, поэтому сосредоточилась на прибывших и их разговоре с капитаном Совиной крепости. Даже она, чужая в этих краях, легко узнала в них беженцев, хотя некоторые были одеты в кольчуги и даже при мечах. Она видела настоящих воинов, сильных, как горная река, смертоносных, как молния и беспощадных, как кровоточащая рана. То были воины Второго союза, воины ее семьи. Когда они придут за ней - Аккали не сомневалась, что они уже в пути - пощады не будет. Но чем ждать, когда это случиться, лучше ускорить неизбежное и пойти ему навстречу.
Между тем капитан всеми силами пытался отделаться от беженцев. Он размахивал руками, кричал на женщину, которая, видимо, была у беженцев главной. Она доказывала, что ее люди голодны, что они в такой беде только потому, что риилморские Стражи не прислали подмогу и отдали свои западные земли на растерзание фанатикам-чеззарийцам. Капитан кипел, как вода в котле, говорил, что и за одно из сказанных слов может вздернуть и ее саму, и сброд, который она приволокла. Но ни один не уступал. В конце концов, размолвка кончилась тем, что капитан разрешил беглецам переночевать в крепости, при условии, что они выставят свои телеги. Обозам - Аккали это в самом деле видела - попросту не нашлось места во внутреннем дворе. Женщина согласилась. Капитан приказал поднять восточные решетки и открыть ворота, чтобы телеги смогли пройти на ту сторону реки, как уговаривались. В Совиной крепости остались дети, женщины и раненые, остальные ушли с повозками.