Сегодня она не увидит Саливона: Петро говорил, что от Пановых канчуков на парубка нашла трясовица, и он слег. У Гали щемило сердце, она боялась, что не избежать Саливону кары: натворили такого, что из местечка поудирали в Лубны все паны-ляхи, все шинкари и арендаторы. Кто же это простит? Батько рассказывал, что в тридцатом году стражник коронный за то, что проявили непокорность, вырезал село Лисянку до последнего человека.
Почти у каждых ворот собирались люди и о чем-то толковали. Хорошо еще, что только прогнали гайдуков, а никого не убили, тогда бы уж наверняка пришлось кому-нибудь поплатиться головой. Ей не хотелось думать, что первым был бы ее отец, потом Петро, потом и Саливон. Она вспомнила тот день, когда разозленный пан Станишевский грозил им карой. И вдруг ей стало страшно: выходит, что всему этому она причина? От этой мысли у нее даже во рту пересохло: теперь Саливон, может, и совсем не придет.
Позади послышался треск сухой ветки под ногой. Галя испуганно оглянулась и вскрикнула от радости и вместе с тем от испуга:
— Саливон!
Парубок криво усмехнулся непослушными губами. Через все его лицо багровел свежий рубец, один глаз запух.
— Любый, — кинулась к нему Галя, но оглянулась на кучку людей у соседних ворот и опустила руки. — Ты прикладывал подорожник?
— Где Петро? спросил Саливон взволнованно,
Галя сразу почуяла в его голосе какую-то тревогу и молча впилась взором в парубка.
— Петро дома? — снова спросил Саливон, оглядываясь на хату.
— Что случилось, Саливон?
— И батька надо предупредить.
— Ну говори же: что случилось?
— Управителя только что нашли в лесу убитым.
— Помилуй, матерь божья! Кто?
— Нашли закопанным возле стежки. Должно, из Лубен возвращался, — ответил Саливон и отвернулся.
Галя побледнела и с силой дернула его за локоть. Саливон даже повернулся на месте. Она посмотрела ему в глаза. Парубок снова отвел взгляд, но глухо сказал:
— Кто бы ни убил, подумают на нас... Пока не доведались в Лубнах, есть еще время...
Теперь Гале было все равно, что их могут увидеть, она припала к груди Саливона и заговорила сквозь слезы:
— Любый, а может... Ой, мамо... Это ж виселица! Чем же батько виноват? Я... Это я... Ой, господи!
— Что ты?
— Я во всем повинна...
— Паны виноваты, а не мы...
— Кто ж его нашел?
— Люди возвращались с дальнего поля, а с ними была собака. Она почуяла... Хотя и елочка сверху была посажена. Так в одеже и закопан... Должно, обухом по голове.
— Где ж это Петро? Они ведь на панском току... Не отдам тебя, Саливон, не отдам им ни за что! — И она обхватила руками его шею.