Чапа, пряча глаза, снял шапку и снова наклонился к бочке с водкой.
— А ты почему не садишься, Остап? — спросил Верига. — Ты аж осунулся за эти дни. Может, и тебе какая-нибудь сердце зазнобила?
— Зазнобила, да еще как! — сказал Кривонос, насмешливо улыбаясь.
Остап хищно сверкнул белками.
— Вот видишь, угадал. Поезжай лучше за невестой, а мы прямо в церковь прибудем.
Остап молча пошел к коню. В корчму, громко разговаривая, вошла гурьба шляхтичей — наверное, из свиты какого-нибудь магната. Смахнув посуду со столов прямо на пол, они громко закричали:
— Шинкарь, ставь мед! Сегодня за всех пан Чаплинский платит!
— Вот жох! Пусть придет, я его поцелую: такую красавицу отбил!
— Но если бы она не пожелала, то пан Чаплинский должен был бы телку вместо пани Елены целовать!
— Это бы ему больше пристало!
Все громко захохотали.
— Ну, цыган, чего переминаешься? Может, гостинца ждешь? — и длинноносый шляхтич вытащил из-за пояса пистоль. — Век наш крутки, выпьем вудки!
Подбежала, блудливо улыбаясь, шинкарка и начала собирать на стол.
Максим Кривонос, как только шляхтичи переступили порог, нахмурился, на его челюстях выступили твердые, как камни, желваки.
— Как засмердело здесь лащиками. На хутор больше не заявлялись?
— Я уже не о своем, а о хуторе Хмеля думаю, — ответил Верига. — Это же о нашем сотнике болтают панки... Ты не заезжал в Суботов?
— Завтра собираюсь. Надо и сотника на свадьбу пригласить.
— Не до свадьбы, верно, Богдану.
— А что случилось? Слыхал я, будто он с этим литвином, Чаплинским, покумился.
— В глаза — гож, а в спину — нож.
— Уже?
— Набег учинил на Суботов... — и Верига стал рассказывать все, что слышал.
Максим Кривонос одним духом выпил горилку, ударил кружкой о стол и с ненавистью взглянул на шляхтичей.
— Ну, так не будем зря времени терять!
Казаки встали из-за стола.
IX
В казацком городе Чигирине было более пятисот дворов. Вокруг пустынной площади ютились покосившиеся лавчонки и домишки горожан. За ними, над рекой Тясмином, тонули в зеленых садах беленькие казацкие хаты.
В кривом переулке находился дом сотенного хорунжего Лавы. Уже второй день здесь была необычная суета. Через двор к погребам непрерывно бегали девки, в саду расчищали дорожки, посыпали их песочком. Огонь на кухне пылал весь день. В печи на огромных сковородах жарились караси в сметане, колбасы из рыбы, крученики из муки, в кастрюлях загустевали на огне подливки из шампиньонов, сморчков и щавеля. Длинные листы румяных пирогов с грибами стояли уже на столах, а в саду, под грушей, на печурках варились постные борщи с карасями, холодные супы из вишен, малины и клубники.