— Он ведь мертвый, — не веря глазам своим, говорит Ярина и испуганно оглядывает светелку. — Тетечка, тетечка! — уже громко кричит она. — Кто это пошел?
В горницу вошла распаренная и озабоченная жена хорунжего, Ярина стала беспорядочно рассказывать ей о гайдуке и, чтобы убедить тетку, которая на ее взволнованные слова только улыбалась, показала на дорогу. Но там кружились лишь вихри пыли.
Тетка покачала головой.
— Это тебя кто-то сглазил — вот и явилось видение, доня. Смотри на меня и не мигай глазами... Сглазы, сглазища, что на мужа, что на жену, вам, сглазы, сглазища, у рабы божьей Орины не стоять, желтой кости не ломать, красной крови не сушить, а идти вам на мхи, на темные луга, на густые камыши, на сухие леса! — Жена хорунжего трижды сплюнула через левое плечо. — Оно и пройдет, а ты, доченька, одевайся, вот и дру́жки идут.
В сенях послышались шаги, девичий голос запел:
Орися, ты проси у бога счастья.
Вот из-за горы уж твой Максимко выезжает,
Коней сивых погоняет...
Не прошло и часа, как Ярина уже стояла посредине светелки, словно с картины сошла. Вокруг щебетали дру́жки, выхваляя ее красоту. На Ярине было платье из дорогой узорчатой ткани, кунтуш из белого сукна с голубыми отворотами на широких рукавах, а на ногах — желтые сапожки на медных подковках. На толстых, туго заплетенных косах лежал венок из синих васильков, а за спиной развевались разноцветные ленты. Все это очень шло к ее побледневшему лицу с большими грустными глазами.
Когда старшая дружка надевала ей на шею красные кораллы, во дворе послышался топот конских копыт, и на пороге светлицы показался Максим Кривонос. За ним шел чем-то встревоженный Верига. Вошли также хорунжий и его жена. Их круглые и красные лица были озабоченно торжественны. Жена хорунжего с сердцем сказала:
— Надумали — в пост такое делать: ни тебе музыкантов позвать, ни потанцевать. Вот когда мы венчались, хлопцы игрища устроили. Ведь как интересно! Сначала наперегонки бегали, потом из седел друг друга выбивали, на всем скаку из пистолей снопы поджигали, на саблях дрались, в цель стреляли. Смотрите, чтоб и у вас так было на свадьбе, а то и вспомнить нечем будет.
— Сестра, времени у нас мало, — сказал Верига.
Дружки торопливо запели:
Отдаешь меня, отец родной, и сам знаешь,
Что не раз, не два по мне еще заплачешь...
Верига замигал ресницами.
— Бросьте, девки, еще в слезу вгоните казака.
Максим стоял на пороге и любовался невестой. Его лицо и теперь оставалось строгим, только в зеленых глазах горели теплые огоньки.
— Пусть враги наши плачут, а мы будем смеяться, — сказал он, входя в светёлку. — Не передумала ли невеста?