По-латышски Маликульмульк еще не знал ни слова. Он слушал бойкую речь Гринделя и ответы ормана словно бы в полудреме, но при этом поглядывал на Паррота.
Паррот так и не сказал ни слова насчет его домыслов. Маликульмульк объяснил, что произошло во время приема в Рижском замке, Паррот согласился… но поверил ли?.. Или он сейчас молча проверяет, сопоставляет, ищет несовпадения? Черт его, физика проклятого, разберет!
Окраины предместья имели совершенно деревенский вид — одноэтажные деревянные дома, хлева и сараи, огороды. Все это было заснежено, тонуло в сугробах, и лишь несколько маленьких окошек слабо светилось да лаяли из-за невысоких заборов, провожая сани, сторожевые псы.
— Здесь, — сказал Давид Иероним, когда орман натянул вожжи. — Справа — видите три окна в ряд? — дом Шпигеля. За ним — фабрика, ее не видно. А вон в том доме живет человек, который все десять лет работал на него. Его зовут Иоганн. Ты, Георг Фридрих, побудь с герром Крыловым в санях, а я с орманом схожу в гости.
— Не забудь назвать ему фамилию — фон Менгден, — напомнил Паррот, принимая от ормана вожжи. И Гриндель ушел вслед за орманом к калитке, они постучали, были облаяны, раздался крик — кричал незримый, хриплый и очень недовольный мужчина. Орман принялся его звать.
— Вы ведь видели этого фон Менгдена? — спросил Паррот. — Что он из себя представляет?
— Он менее всего похож на вора и грабителя. На меломана и музыканта он тоже не похож, хотя играет на виолончели, — ответил Маликульмульк. — Он носит ужасный рыжий парик, полагая, что так его примут за молодого щеголя. И у него такое телосложение…
По-русски следовало сказать «бабье», но есть слова непереводимые, с этим Маликульмульк уже не раз сталкивался.
— Но он богат?
— В кругу барона фон дер Лауниц его считают богатым. Он очень хотел завладеть скрипкой маркиза ди Негри.
— Глядите…
Дом Шпигеля был в сотне шагов от орманских саней. Ворота располагались еще дальше. Фонарей в этой части города не водилось, ложились спать тут рано. И вот вдали замельтешило светлое пятно — словно кто-то размахивал фонарем, стоя за забором.
— Который час? — спросил Маликульмульк.
— Полуночи еще нет. Любопытно… Следите за воротами.
Он шлепнул вожжами по конскому крупу, и сани, развернувшись, въехали в переулок. Теперь улица была пуста — только Гриндель с орманом, стоя у калитки, вели переговоры.
Паррот, чтобы лучше видеть, встал коленями на сиденье саней.
— Отворяют ворота, — сказал он. — Куда можно ехать в такое время суток?
Маликульмульк тоже попытался развернуться в санях — и они опасно покачнулись. Он не увидел, как отворяются ворота, зато увидел, как, оставив ормана возле калитки, к саням бежит Давид Иероним.