— Слава те Господи! — вслух сказал проголодавшийся Маликульмульк. Оказалось — рано.
К нему скорым шагом подошел лакей Степан, любимчик княгини, и прошептал:
— Иван Андреич, там у итальянцев неладно. Шум, гам. Как бы их сиятельства не осерчали.
— Иду, — тут же сказал Маликульмульк. Степан пошел сзади, и правильно сделал. В той из мужских комнат, которая была отдана квартету, буянил виолончелист. Где и когда он успел напиться — никто не понял. Вроде бы крепких напитков гостям не разносили — но, насколько Маликульмульк знал актерскую братию, музыкант мог притащить флягу с собой, и хорошо еще, что нализался после выступления — мог хлебнуть и перед началом, для сугубой бодрости.
Маликульмульк оглядел комнату и обнаружил еще одно несчастье — скрипач Баретти заснул, сидя на стуле, уложив голову — на сложенные руки, а руки — на хрупкий туалетный столик. Нужно было срочно избавляться от виртуозов.
— Ты, Степа, пошли кого-нибудь за экипажем и скорее возвращайся, — попросил, потому что приказывать так и не выучился, Маликульмульк. Наемные экипажи стояли в переулке у «Петербурга» — орманов попросили быть к десяти часам вечера.
Степан кивнул и исчез.
— Успокойтесь ради Бога, — сказал по-французски Маликульмульк виолончелисту, которого уже унимали его товарищи, тоже не совсем трезвые. — Вы во дворце его сиятельства князя Голицына, а не в трактире.
— Я — артист! Я играл французскому королю! — отвечал на это Баретти. — Я играл испанскому королю! Меня Моцарт благословил! Я играл его квартеты — он бил в ладоши!..
Итальянцы принялись ругать его на свой лад — половины слов Маликульмульк не понял, но догадался, что итальянские соленые слова не хуже русских. Ему стало неприятно — не замечая грязи в ее материальном проявлении, он испытывал едва ли не боль от грязи словесной. К счастью, появился догадливый Степан, он привел с собой другого крепкого лакея, Андрюшку, и вдвоем они стали заворачивать Баретти в шубу.
Маликульмульк молча смотрел на притихших итальянцев.
— Вы ведь ничего не скажете их сиятельствам? — робко спросил по-немецки…
— Не скажу.
Не дожидаясь, пока виртуозов выпроводят, Маликульмульк поспешил к гостям — убедиться, что хоть певцы и певицы не буянят. Он их не нашел — очевидно, они, люди благовоспитанные, не желали выглядеть назойливыми и вернулись в свои комнаты. Тогда Маликульмульк еще раз прошел по гостиным, его остановили знакомые офицеры, потом подошла возмущенная Тараторка — княгиня приказала ей отправляться в ее комнату и ложиться спать. Тараторка требовала, чтобы «милый, добрый Иван Андреич» немедленно пошел к Варваре Васильевне и уговорил ее не прогонять в постель взрослую девицу. Маликульмульк отвечал, что княгине не до нее, и был прав — Варвара Васильевна беседовала с бургомистром Барклаем де Толли и его супругой. Нужно же было хоть с кем-то в магистрате поддерживать хорошие отношения. Она как-то встречалась с двоюродным братом бургомистра Михелем Андреасом Барклаем де Толли (в Санкт-Петербурге этого кузена звали Михаилом Богдановичем, и сейчас, как выяснилось, он был уже генерал-майором). Сейчас воспоминания очень пригодились.