— Да понимаешь, Лель, девчонка-то она не плохая. Добрая, отзывчивая, детей любит. Но есть в ней что-то напряжное, — в продолжение нашего разговора сказала Янка.
— А вы не задавались вопросом, почему, хотя она уже девять лет в Москве, у нее совсем нет друзей? — ехидно спросила Лелька.
— Задавались, — ответила Яна. — Вот только ответа не находили. Сама Нина как-то в разговоре сетовала, что москвичи равнодушные. Холодные и жадные. И, де, трудно провинциалу одному в столице.
Лелька ухмыльнулась, и в красках рассказала известную мне историю про Дашку.
— За руку мы ее не ловили, — твердо сказала Яна, разливая вермут. За последний месяц я приучила девчонок к нашему с Лелькой любимому напитку. А они меня — к пиву. Правда, пока только к безалкогольному, но все еще впереди.
— И я не ловила, — согласилась Лелька. — Но нет дыма без огня.
— А мне ее жалко, — вклинилась я. — Представляете, совсем одна в большом городе.
— Ну, ты у нас известная мать Тереза, — махнула рукой Люська.
— Нет, девки, мы в ответе за тех, кого приручили, — настаивала я. — Раз пустили Нинку в свою компанию, значит, вышвыривать не имеем права. Тем более, как вы предлагаете ей сказать, что не хотим с ней иметь ничего общего? Я, например, не смогу. И так каждую субботу врем, куда направляемся.
Это было действительно так. Сначала я звала с собой Нину и Ксюшку. Но через три субботы вдруг заметила, что мои подружки находят массу причин, чтобы отлынивать от наших чудесных посиделок. На мой лобовой вопрос, в чем дело, девчонки переглянулись, и Люська сказала:
— Тань, у тебя доброе сердце, но извини, меня общество Фионовой тяготит. Я не хочу при ней что-то рассказывать о себе. А ты знаешь, мне достаточно рюмки коньяка и я вся, как на ладони. — Яна согласно кивала в такт каждому слову Люськи.
Если честно, меня тоже радовало, когда Нина иногда отказывалась по каким-то причинам ехать с нами. Так чего страдать? И с тех пор мне приходиться врать, чтобы отмазаться от молящих глаз Нины и тоскливого голоска Ксюши: «Тетя Таня, а почему мы не поедем сегодня к вам?». Чувствую я при этом себя препаршиво, поскольку еще приходится подговаривать Сашку, Пашку и Дениску, которые искренне не понимают, почему они не могут говорить Фиону, что они сейчас поедут все вместе к Пархошке.
Кстати, о прозвищах. Это смешно, но ровно через три дня после первого сентября мой сыночек пришел домой и с радостью сообщил, что они придумали всем прозвища. Пашка остался просто Большой, Дениска оказался Дэн, сам Сашка — Пархошка, причем он клялся, что не рассказывал о прозвище отца ни единому человеку (в чем я сильно сомневаюсь). Ксюшку же окрестили Фионом.