– Твой дядя решил передать тебе свою мастерскую.
– Мне? – Линда изумленно смотрит на него.
– Именно, – отвечает Фаусто. – Он решил это в больнице, еще когда с ним случился первый сердечный приступ. Сказал, что хочет записать свою последнюю волю, и я исполнил его желание. «Фаусто я завещаю дом, Линде – мастерскую», – написал он, затем подписал бумагу и попросил передать ее нотариусу. Он ничего тебе не говорил, думал, пусть это будет сюрприз. К тому же, мне кажется, он не хотел оказывать на тебя влияние.
– У меня нет слов, – потрясенно произносит Линда.
Вот уж такого подарка она никак не ожидала.
– Ты должна гордиться, милая. Эта мастерская была самым ценным, что у него было, – продолжает Фаусто. – Считай это своего рода стимулом. Джорджо всегда говорил, что у тебя есть талант, настоящий талант, просто тебе не хватает смелости признаться в этом самой себе. Ведь талант – это всегда ответственность. А тебе, наверное, не хотелось себя обременять условностями. Но своим наследством он как бы говорит тебе: «Теперь твой черед продолжать дело, только ты можешь и умеешь это делать! Я в тебя верю!»
Фаусто поднимает глаза.
– Он никогда не хотел давить на тебя, но теперь, оттуда, он дает тебе совет.
Линда вспоминает моменты, когда дядя Джорджо с невероятным терпением учил ее премудростям своего ремесла, мельчайшим деталям и движениям, в результате которых идея превращается в конкретный результат. Но она никогда не думала сделать это своей работой. Может быть, потому что в глубине души всегда жило божественное благоговение перед тем, что он делал, и она не смела даже помыслить о том, чтобы поставить себя с ним рядом.
Линда встает и решительно идет в лабораторию.
– Я на минутку, – говорит она.
– Иди, иди, конечно, – по ее взгляду Фаусто понимает, что сейчас она хочет остаться наедине со своими мыслями. – А я пока налью по бокальчику белого.
Линда открывает дверь и входит в мастерскую. В комнате ощущается присутствие дяди, кажется, что-то живое есть в этих старинных стенах. Он здесь, рядом с ней. Вот все его рабочие инструменты. Красный карандаш, которым он отмечал линию отреза. Линда помнит, что дядя постоянно закладывал его за ухо, но иногда забывал, что он там, и искал его по всей комнате. Частенько, когда он приглашал ее на обед, карандаш падал в тарелку: в детстве она над этим так хохотала.
Линда видит дядины очки, несколько эскизов, выполненных от руки, соломенную шляпу, рабочий комбинезон, висящий на настенном крючке. Каждый предмет здесь говорит о нем, каждый уголок этой комнаты о чем-то шепчет. Линде кажется, что она нарушает его уединенность, будто без разрешения смотрит фильм о жизни Джорджо Оттавиани.