Убийца легко скользил среди развалин, пригибаясь, чтобы его силуэт не выделялся на фоне ночного неба, если кто-то вдруг решит посмотреть на Джен’раб с улиц внизу. В городе царила странная, неестественная тишина. Редкие патрули малазанских солдат оказались вдруг одни, словно их назначили охранять некрополь, где, кроме призраков, никого нет. Стражники нервничали и поэтому вели себя шумно, так что Каламу без труда удавалось разминуться с ними на улицах и в переулках.
Убийца добрался до гребня и проскользнул между двумя большими блоками песчаника, из которого когда-то была сложена внешняя стена верхнего города. Он остановился, глубоко вдохнул пыльный ночной воздух и посмотрел вниз, на улицы Эрлитана. Цитадель Кулака, которая когда-то служила резиденцией Святому фалах’ду города, вздымалась тёмной бесформенной грудой над хорошо освещённым гарнизоном, словно сжатая рука среди россыпи углей. А внутри этой каменной громадины прятался военный правитель из Малазанской империи, стараясь не слышать горячих увещеваний Красных Клинков и тех малазанских шпионов, которых ещё не выгнали из города и не убили. Все оккупационные войска скопились в казарме цитадели — отозванные из дальних фортов, что располагались в ключевых точках на окраинах Эрлитана. Цитадель не могла справиться с таким наплывом солдат — вода в колодце уже отдавала гнилью, а воины спали на камнях надвратной башни, под звёздами. В гавани две древние фаларские триремы стояли на якоре около малазанского мола, и одна недоукомплектованная рота морпехов удерживала имперские доки. Малазанцы оказались в осаде, хотя пока ещё никто не поднял на них руку.
Калам разрывался между двумя преданностями. По рождению он принадлежал к покорённым, но по собственному выбору сражался под знамёнами Империи. Сражался за императора Келланведа. И Дассема Ультора, и Скворца, и Дуджека Однорукого. Но не за Ласиин. Предательство давным-давно разрушило эти узы. Император бы вырвал сердце этого мятежа при первом же движении. Краткое, но жестокое побоище, за которым бы последовал долгий период мира. Но Ласиин позволила старым ранам загноиться, и грядущая бойня лишит дара речи самого Худа.
Калам отступил от гребня холма. Перед убийцей раскинулся сложный лабиринт из разбитых плит песчаника и кирпича, провалов в грунте и спутанных кустов. Над чёрными прудами роились тучи насекомых. Среди них метались летучие мыши и ризаны.
Рядом с центром вздымались три нижних этажа башни, увитые змеистыми корнями мёртвого от засухи дерева на вершине. У основания зияла чёрная пасть дверного проёма.