Все ведьмы делают это! (Первухина) - страница 53

— Эх, мужики, ничего-то вы не понимаете в душевной жизни, — вздохнула Татьяна Алексеевна и неожиданно красивым меццо-сопрано запела:

Старый клен, старый клен…

Мелодия была старинная и знакомая. А вот слова дальнейшие Авдей в первый раз услыхал. Баронет же начал негромко подпевать супруге, жестом предлагая и Авдею присоединиться:

Старый клен, старый клен
Стал сегодня золотым…
Я меняю хризантемы в токонома.
Я вчера был, как клен, самураем молодым,
А сегодня еле вышел я из дома!
Самурай, самурай
Точит меч, глядит в окно,
Видит он в последний раз восход над Фудзи.
Отчего, отчего, отчего ему хрено…?
Оттого, что верно служит он якудзе.
Почему, почему,
Почему душа темна,
Почему же самурай ночами плачет?
Потому, потому: он вчера от сегуна
Два кувшина свежего саке заначил.
Бусидо, бусидо,
Нелегко тобой идти.
Ждут всех воинов большие передряги…
Если вдруг встретил ты гейшу на своем пути,
Подари ей связку рисовой бумаги.
Снегопад, снегопад,
Снегопад давно прошел.
Наряжаю в кимоно свою подругу…
Отчего, отчего стало вдруг нехорошо?
Видно, не умела ты готовить фугу…
Ох, «банзай», ох, «банзай»
Ты так громко не вопи.
Лучше хайку спой о мире в целом мире.
Завари крепкий чай, другу в споре уступи
И любуйся икебаной нагэире!..

Как объяснил Баронет, вышеприведенная песня была услышана и записана им среди простых рыбаков Хоккайдо. Песня оказалась очень старинной, в народе ходила под названием «Самурайские страдания» и всего насчитывала сто тридцать семь куплетов…

Вдоволь натешив душу старинными японскими песнями, тесть и теща отправились спать в гостевую комнату. Было уже за полночь. Авдей махнул рукой на немытую посуду в раковине (пусть теща утром решит эту проблему за него) и пошел в свой рабочий кабинет, в котором стоял второй компьютер и стеллажи, доверху забитые самыми разными книгами, среди которых экземпляры, касающиеся Викиной специальности, занимали почти полстены. Правда, в присутствии Авдея Вика их никогда не читала. И ему читать не советовала. Авдей не знал, может, жена какое заклятье на эти книги наложила, но он никогда не мог решиться хотя бы просто взять в руки какой-нибудь из этих неприятного вида томов. Ему иногда казалось, что эти книги относятся к нему неприязненно, как к простому смертному, не наделенному магическим даром, и терпят присутствие Авдея в кабинете лишь потому, что он — супруг ведьмы…

«А вот я вас в макулатуру», — мстительно погрозился Авдей, разглядывая полустершиеся латинские надписи на покоробившихся, потрескавшихся кожаных корешках… Глупости, конечно. Никуда он эти книги не денет, и не потому, что жена вернется и возмутится таким поворотом событий. Все, что связано с Викой, для него драгоценно, будь это хоть жутковатые книги или связки сушеных трав и лягушачьих лапок в кладовой. Тесть не прав. Любовь к Вике никуда не ушла, просто стала привычной и, может, потому незаметной. Повседневной. Любовь перестала быть событием чрезвычайной важности…